Симон Майр был крайне разочарован. Москва была просто большой грязной деревней с кривыми улочками и нечистотами на дорогах. Ну, может, чуть сглаживали впечатление белоснежные соборы непривычных для европейца очертаний. Они были, в отличие от готических соборов Европы, как-то сглажены, да и ещё купола привлекали внимание. Что ж, это было красиво, но всё остальное… Варварство и запустение.

Он поделился своими мыслями с Иоганном Кеплером.

– У них почти двадцать лет шла война с Речью Посполитой, да ещё и гражданская война. Будем надеяться, что маркиз Пожарский не обманул, и в Вершилове всё по-другому.

Их привезли в немецкую слободу. А куда ещё должны привезти немцев в Москве? Здесь было почище и благоустроеннее, чем в остальных частях города. При разговоре с хозяином постоялого двора, в котором они остановились, оказалось, что в Вершилово въезд иностранцам запрещён под страхом смертной казни. Кто-то из купцов попытался попасть в сказочную Пурецкую волость, несколько человек были пойманы и на самом деле колесованы. Это казнь у московитов такая.

– Что же нам делать? – посетовал Майр. – У нас есть письмо с приглашением приехать в Вершилово от маркиза Пожарского.

– Попробуйте обратиться к царёву дьяку Фёдору Борисову и добиться разрешения посетить царя, – посоветовал немец Йозеф Геринг, содержатель постоялого двора.

К удивлению астрономов, после обращения к дьяку царь и великий государь всея Руси принял их на следующий день. Михаил Фёдорович Романов был молод и находился явно в хорошем настроении, когда они вошли в зал для приёмов. Всё вокруг было в золотой росписи и подавляло своей византийской роскошью.

– Позвольте представиться вам, ваше величество, – начал Симон Майр. – Я – астроном Симон Майр, а это – Иоганн Кеплер, придворный астроном и астролог австрийского императора. – Они поклонились сидящему на троне государю Московского царства.

– Я так понимаю, – через толмача заговорил царь, – что у вас есть приглашения в Вершилово учить крестьянских детей? – Михаил по-доброму улыбался.

– Точно так, ваше величество. Мы с мэтром Кеплером приняли приглашения маркиза Пожарского и хотим поработать в Вершилове, – ещё раз поклонился Майр.

– Что же может сей учёный преподать детям в Вершилове? – Улыбка царя расползлась до ушей.

– Я мог бы учить детей астрономии и геометрии, – ответил Кеплер.

– Есть ли у вас, господин Кеплер, напечатанные книги? – спросил царь.

– Да, ваше величество, мною написаны и изданы двенадцать книг, и сейчас я готовлю тринадцатую, которая называется «Копернианская астрономия». Это будет книга в трёх томах, – поклонился вполне довольный собой Кеплер.

– Фёдор, подай господам астрономам книги, – повернулся государь к стоящему чуть сбоку и за спиной немцев дьяку Борисову.

Дьяк подал астрономам две книги. Одна явно была азбукой, вторая написана на таком же непонятном языке и была оформлена как церковная книга. Книги были напечатаны на великолепной белоснежной бумаге, очень гладкой и скользкой на ощупь. Переплёт был непривычен. Вообще было непонятно, как скреплены листы. Книги были непривычного для европейцев формата, уже и чуть ниже, чем книги, издаваемые в Европе. Таких красивых книг делать в Европе не умели. Это были шедевры книгопечатания. А бумага была даже лучше китайской, стоящей сумасшедших денег. А рисунки на азбуке… Качество книг было выше похвал.

– Хотели бы вы, господа, чтобы ваши книги издал этот книгопечатник? – поинтересовался царь, внимательно следящий за астрономами.

– Ваше величество, что нужно сделать, чтобы мою новую книгу издал этот книгопечатник? Это не книги, а настоящие произведения искусства. В Европе даже представить себе таких великолепных книг не могут, – просиял Кеплер.

– Если маркиз Пожарский сочтёт нужным издать ваши книги, то он их издаст, – усмехнулся царь.

Майра с самого начала аудиенции у монарха не покидало ощущение неправильности того, что происходит. Царь рассматривал их не как великих учёных, а как простых претендентов на должность учителя крестьянских детей. Но ведь так и есть.

– А у вас, господин Майр, есть изданные книги? – переключил Михаил Фёдорович внимание на него.

– Да, ваше величество, у меня изданы две книги.

– А сейчас чем занимаетесь?

Я придворный астроном и математик при дворе маркграфа Бранденбурга и Ансбаха Иоганна Георга Бранденбургского, – расшаркался Симон.

– Что же вы, господин Майр, собираетесь преподавать нашим детишкам в Вершилове? Медицине будет учить ван Бодль, математике – Стивен Симон, рисованию – Пауль Рубенс, астрономии – господин Кеплер. Что можете вы? – И хитрый прищур византийца.

Симон Майр считал себя одним из известнейших учёных Европы. Но рядом с этими именами он терялся. На самом деле, говорить, что он лучший математик, чем Стивен Симон, или что он лучше ван Бодля знает медицину, или лучше Кеплера – астрономию, будет явным преувеличением.

– Я бы мог учить детей оптике, и я делаю лучшие в Европе телескопы, – смутившись, сказал Майр.

– Делать телескопы? Это хорошо. Телескопы в Вершилове ещё не делают. Пусть будут телескопы. – И царь повернулся к дьяку. – Выдай им, Фёдор, грамотки до Вершилова. И пошли с ними ещё десяток молодых стрельцов. Уж больно много знаменитостей собираются у Петруши, охранять их от разбойников надо.