– половина оставшихся была гораздо более скудной, а половина – леса. Впрочем, тогда и леса были в цене… Пан Ксаверий оказался очень дальновидным – ну, тогда уже все знали, что у повстанцев конфисковывают землю и имущество… Когда его осудили и сослали в Сибирь на поселение и вынесли судебное решение о конфискации земель, к властям явились те три соседа и предъявили составленные по всем правилам купчие. Так что эти земли они за собой сохранили: негоции были совершены согласно законам Российской империи до того, как было принято решение о конфискации… Пан Ксаверий вернулся в Косачи по амнистии, в семьдесят восьмом, с женой и пятилетним Збигневом, он женился на дочери такого же ссыльного поляка, Збигнев родился там, хотя Сибирь почти не помнил. Вернулся с некоторым капитальцем. В большинстве своем ссыльные поляки, я знаю, отнюдь не гремели кандалами на каторге. Многие оказывались на государственной службе, порой не простыми канцеляристами, а выслуживали классные чины, некоторые занимались торговлей.

– Наслышан, – сказал я, чтобы обойтись без ненужных подробностей.

Федя Седых как-то рассказывал даже, что такой вот поляк после амнистии остался в Сибири и основал в Федином райцентре пивной завод, чем снискал благодарность всех последующих поколений Фединых земляков: до того пиво возили издалека и его вечно не хватало.

– С паном Ксаверием обстояло еще интереснее, – сказал Липиньский. – Он ведь окончил Горный институт. На службу не пошел – получил богатое наследство, эти самые земли и особняк в Косачах… и палац, конечно, но от него уже тогда не было никакой пользы, ну а в Сибири оказалось, диплом Горного института сослужил хорошую службу. Пан Ксаверий поступил на службу к одному из местных крупных золотопромышленников, был на хорошем счету, со временем получил даже… как это называлось… ага, паи! Нечто вроде акций одного из золотых приисков. Уезжая из Сибири, их выгодно продал, так что вернулся в родные края не богачом, но человеком обеспеченным. Конфискованные земли ему, разумеется, не вернули, как и особняк в Косачах, но он не горевал, купил небольшой, но очень уютный дом на Губернаторской и больше никогда не служил. Положил в банк в Темблине приличную сумму, проценты с которой ему обеспечивали солидный годовой доход. Стал тем, кого французы называют «рантье». Знаете, что любопытнее всего? Он так и остался владельцем палаца, о палаце в судебном решении не было ни словечка. Несомненно, со стороны властей это было утонченное издевательство: они прекрасно понимали, что палац останется никчемной развалиной, огромные деньги понадобились бы, чтобы его привести в пригодное состояние. Властям он был абсолютно ни к чему. «Конфискованные земли они с выгодой продали местным помещикам, а кто бы купил палац? Не нашлось такого идиота… Так что пан Ксаверий остался законным владельцем бесполезного огромного здания, еще при жизни его отца пришедшего в запустение, – как после его смерти и Збигнев. Самое смешное, Збигнев и после революции остался формальным владельцем палаца – крестьяне делили земли помещиков и их имущество, но кому был нужен палац? Он и при поляках остался вовсе уж ничейным, никто на этакое сокровище не позарился. Разве что разобрать его на кирпичи – но и это потребовало бы немало денег и трудов при мизерной прибыли…

– Похоже, вы отвлеклись, – сказал я мягко. – Можете рассказать еще что-нибудь о кладе?

– Простите, увлекся… Клад… Видите ли, когда Збигневу исполнился двадцать один год и он пришел в совершеннолетие, отец его позвал для серьезного разговора. Сказал, что клад – не легенда, не выдумка, что он есть, что он сам его укрывал – примерно пятьдесят тысяч золотом в тогдашних монетах. Но не сказал, где клад. Пообещал, что расскажет в первые минуты двадцатого столетия, когда, по его выражению, «девятнадцатое столетие со всеми его бедами безвозвратно уйдет в прошлое». Такой вот у него развился пунктик. Только судьба рассудила по-своему. Разговор этот состоялся в девяносто четвертом, и в девяносто пятом пан Ксаверий погиб. Попал под лошадь. Извозчичья лошадь сорвалась с привязи и понесла, на перекрестке сшибла пана Ксаверия и городового. Городовой отделался переломом ноги и ушибами, а у пана Ксаверия оказались поломаны едва ли не все ребра и пробита голова в двух местах. Он умер в тот же вечер, не в больнице, а дома – в те времена безнадежных больных в больницу не отправляли, разве что бродяг и бездомных… Он до самой смерти был в беспамятстве, бредил, никого не узнавал, а в редкие минуты просветления хватал Збигнева за руку и повторял одно: «Хронос… Хронос… Тайну знает Хронос… Золото хранит Хронос…» С тем и отошел. Збигнев не представлял, к чему эти слова можно приложить. Хронос – древнеримский бог времени, но при чем здесь он? Когда он мне это рассказал, я вспомнил какой-то авантюрный роман. Там была схожая история: отец на смертном одре повторял в бреду сыну: «Где клад, знает Белая Красотка…» Сын так ничего и не понял, а его двоюродный брат, этакий классический злодей из авантюрных романов, сообразил, что к чему: среди статуй в парке в родовом имении отца героя была мраморная нагая красавица. У ее подножия и был закопан клад. Збигнев воодушевился было, но тут же погрустнел: не было никакой статуи Хроноса, в парке палаца вообще не было статуй, так что это объяснение решительно не годилось. Кончина пана Ксаверия здесь тоже подробно описана. – Он вновь указал на папку. – Так и осталось тайной, где клад, хотя Збигнев не сомневался, что он есть: его отец был в твердой памяти и здравом рассудке и не стал бы шутить над сыном так зло. Пан Ксаверий был крепок, в девяносто четвертом ему едва исполнился шестьдесят один, никто не мог предвидеть, что его постигнет такая внезапная и нелепая смерть. Збигнева эта история, нельзя сказать, чтобы лишила душевного покоя – он получил достаточно большое наследство, тот самый банковский вклад, служил в Темблине в уездной канцелярии землеустройства, имел классный чин коллежского асессора, получал неплохое жалованье. Не был ни картежником, ни мотом, так что на жизнь вполне хватало. И все равно порой это его чуточку угнетало, как, наверное, многих на его месте – каково это жить, зная, что где-то лежат принадлежавшие его отцу пятьдесят тысяч золотом… Если золото спрятано в бывшем особняке пана Ксаверия в Косачах, все обстоит не так обидно – оно все равно недоступно. А вот если в палаце… Согласно законам Российской империи, любой клад целиком и полностью принадлежал владельцу земли или дома, где был найден