— Не могу этому поверить. Тебя зовут Хелен? — спросил я.

— Откуда ты знаешь? — спросила она.

— Потому что я только что попрощался с твоей подругой.

* * *

В дороге у вас есть много вариантов. Вы можете сказать чистую правду о себе, а можете пустить пробный шар лжи и посмотреть, что подойдет. Никто вас не знает, так что вы вольны выбирать.

Правда всегда утомляет меня меньше.

Я рассказал ей, что за женщина ее подруга. Ничего не упустил. Даже рассказал ей о кокаине. Потом она поведала мне, что все это были грезы наяву. На Миконосе у Мэри, а не у Хелен был греческий парень, и однажды Мэри просто исчезла. Что касается Стамбула, то это было просто невозможно. К этому времени Мэри необходимо было вернуться в Дублин. Она должна была выйти на работу на следующий день. Это означало, что она оставалась со мной до самой последней минуты. У нее никогда не было никакого намерения ехать в Стамбул.

Акушерства тоже никогда не было. Она работала у зеленщика.

Я спросил о психушке.

— Насколько мне известно, она никогда там не работала. Но, боюсь, время от времени она туда попадает, — сказала она.

В этом не было ничего удивительного. Но мне было интересно, как близко я был к смерти в ту ночь. Я вспомнил ее угрозу.

Однако Хелен сказала правду, и сказала очень деликатно. Мы вместе устроились на койке и проделали путь через Кандийское море. Она осталась со мной в Афинах и ждала у отеля, пока я доставлю посылку. Ее глаза не были голубыми, а кожа была сильно загорелой.

В ней не было ничего прозрачного.

От автора

Этот рассказ основан на фактическом происшествии или серии происшествий. Хотя я не был настолько глуп, чтобы пытаться торговать коксом или чем-то еще во время моих путешествий по Греции. Героиня Мэри стала прообразом Лилы, прекрасной сумасшедшей антагонистки в моем романе "SHE WAKES". В романе пришлось опустить эпизод о корабле с Хелен, но хотите верьте, хотите нет, это абсолютная правда.

Потом я еще много лет боялся ирландских женщин.

Рассказ "Лгунья" получил премию журнала для взрослых "Шик" "Лучший рассказ года" в 1979 году и был напечатан в ежегодном сборнике "Лучшее из Шикa" в 1980 году.

"Французы"

Мы каждый день спускались на Красный пляж, и именно там мы их и увидели. Но они держались особняком, как и мы, нежась на солнце, пока даже джин и грейпфрутовый сок не помогали, и приходилось лезть в воду, а выходя из воды, мы поливали себя лосьоном для загара "Sonnenmilch" и старались не обгореть. Когда жара становилась невыносимой, мы выходили на морской бриз, надевали солнечные очки и глазели на обнаженных женщин. Так мы впервые заметили француженок. Когда они были голыми, не видно было засаленных шелков и лагерной пыли. Просто было видно, как хорошо выглядят женщины и какие они потрясающие. Я хотел одну из них в пассивном смысле, не какую-то конкретную, а любую из дюжины или около того. Просто выносливую маленькую беглянку-француженку с жесткой линией подбородка, которая на какое-то время устроила бы мне хорошую взбучку. Но у нас обоих были шведки, которые были хорошими женщинами, так что это исключалось. Однако француженки были прекрасны.

Матала — прекрасный город, но в то же время очень маленький, из тех, которые быстро и заметно меняются в разгар сезона. Я находился там уже неделю, наслаждаясь приятной легкой жизнью с фунтом наркоты, спрятанным в моем чемодане в ожидании отправки. Мой человек в Афинах никуда не спешил, и я тоже. Денег было много. В Греции пары сотен долларов вполне достаточно. А Матала была хорошим безопасным местом, где можно было отдохнуть и время от времени пробовать товар.

Или так было какое-то время.

Но теперь город, казалось, постепенно становился уродливым. Поговаривали, что в этом виноваты французы, что кемпинг на вершине холма от туристического пляжа очень неприветлив и, возможно, небезопасен. Я не знал об этом, и Томми тоже. У нас были деньги, поэтому мы не беспокоились о кемпингах. Мы были далеко за городом, в Миносе, у каждого была женщина, и мы оба слегка перебрали, и все, что мы знали о французах, так это то, что мужчины пользуются тушью или углем, а женщины выносливые, красивые и одеты в шелка из Индии.

Кроме того, примерно в то же время, когда до нас начали доходить слухи о французах, Томми, казалось, каждый день пытался убить нас обоих, так что по вечерам у нас были свои истории. Никто не выглядел более кротким, чем Томми, но после нескольких рюмок в нем просыпалась вспыльчивость и желание с кем-нибудь поссориться.

Он был крупным шведом с мягким голосом и казался очень кротким и спокойным. Но он был очень опасным парнем и, вероятно, родился плохим, но ему это нравилось, и он был мне очень хорошим другом. Если Томми втягивал тебя в неприятности, а выход из них был, и он его видел, ты выберешься из беды гораздо раньше Томми, он был в этом уверен, и ты мог ему доверять.

Но почти всегда возникали проблемы.

Однажды он приплыл на дешевом пластиковом каяке и предложил исследовать пещеру, которую он обнаружил. Я едва помещался в каяке, и забраться в пещеру было делом нелегким, а потом, оказавшись внутри, мы перевернули эту проклятую штуковину, и моим завтраком стал глоток соленой воды.

На следующий день ему захотелось заняться поисками окаменелостей. Он знал, что я интересуюсь окаменелостями, а он нашел очень богатый пласт высоко в скалах над Красным пляжем. Издалека скалы выглядели прекрасно, но вблизи это был подиум из крошащегося песчаника. Оттуда вдалеке виднелось море, и там были окаменелости, но не было никакого способа спустить их вниз, как и нас.

У нас не было веревок и мы были в чем мать родила, потому что Томми сказал, что так будет легче подыматься, а наш спуск был худшими двумя часами в моей жизни. Почти на каждом шагу песчаник проваливался под ногами, и мне приходилось держаться за вертикальную скалу, как пауку, чтобы не упасть. Это тоже не помогало, потому что скала сверху обваливалась. Я проклинал все на чем свет стоит и продолжал идти, упрямо держа в одной руке потрясающую окаменелость,