Боже, все настолько прозрачно и просто, но мне и в голову не приходило заглянуть глубже. Увидеть то, что открылось только сейчас.

— Ой, — смущенно восклицает медсестра, заметив, наконец, мое присутствие. — Здравствуйте. Я тут лекарства принесла… — лепечет она, заливаясь румянцем. — Пойду к следующему пациенту.

Девушка обходит меня бочком и, бросив на Влада прощальный взгляд, быстрехонько исчезает за дверью.

— Симпатичная, — без всякого ехидства замечаю я.

— Не заметил, — Влад с деланным равнодушием пожимает плечами.

Несмотря на то, что вчера я сделала, как он просил, и устроила нам вечерний видеосозвон из нашей квартиры, муж по-прежнему выглядит обиженным и раздраженным. Это плохо. Очень-очень плохо. Боюсь, малой кровью отделаться не получится. И честность мою никто не оценит. Грядет взрыв планетарного масштаба…

— Ты вроде сегодня собиралась Илью куда-то сводить, — нахмурившись, он зачем-то достает телефон из кармана спортивных брюк и смотрит на экран.

До моего охваченного паникой сознания не сразу доходит, что Влад ищет в нашей переписке подтверждение своим словам. Господи, зачем? Хочет меня подловить на лжи или что?

— Как ты себя чувствуешь? — начинаю с формального вопроса.

Как говорится, от лёгкого к сложному. Выглядит он отлично, посвежел, побрился и синяки начали потихоньку желтеть.

— Нормально, Варь. Хоть сейчас домой.

— А что говорят врачи?

— Завтра контрольное МРТ и, если все в норме, в среду выпишут.

— А разве можно так часто? Я про МРТ.

— В моем случае — нужно, — коротко отвечает Влад. — С кем Илья, Варь? — смотрит на меня исподлобья.

Брови сведены, кадык нервно двигается вверх-вниз. Я многое знаю о женской интуиции, а о мужской ничего. И все же мне думается, что он тоже что-то чувствует или догадывается, но пока держит свои мысли при себе.

— С мамой и Сергеем в «Городе мечты», — выдыхаю я и тяжело опускаюсь на кровать. Он подозрительно прищуривается, но оставляет мои слова без комментариев. — Нам нужно поговорить, Влад.

Вот и настал момент икс. Боже, как же тяжело на душе. И горло дерет, словно битых стекол наелась. Я ведь никогда не хотела причинить ему боль, да и, вообще, никому. А сегодня придется… самому близкому и родному человеку. Шесть лет он был рядом, окружал заботой и любовью, стал отцом нашему прекрасному сыну, в котором мы оба души не чаем. Что же я, бляха-муха, натворила? Как мне пережить этот день и завтра ни о чем не пожалеть?

— Говори, — в голосе мужа звучит металл.

— Я тебе изменила и хочу развестись, — выдаю все и сразу, остервенело сминая пальцами наброшенное на больничную койку покрывало.

Влад молчит, препарируя меня свинцовым взглядом. И чем дольше он молчит, тем труднее мне дышать. Мысли мечутся в голове, по спине струится холодный пот. Боже, пусть хоть что-то скажет… Накричит, оскорбит, потребует объяснений, обвинит во всех грехах… Я на все согласна, только не эта зловещая тишина, от которой леденеет кровь и сдают нервы.

— С ним? — слова слетают с его губ как пуля.

Понуро киваю. Трясусь. Задыхаюсь. Воздух словно пропитан смертельно-опасным ядом. В груди тесно, перед глазами плывут круги, к горлу подступает тошнота. Не стоило мне налегать на завтрак…

— И как? Хорошо было?

Теперь молчу я. Стыд заливает с головой, сердце вырывается из груди. Во мне столько сожаления и вины, что ими можно захлебнуться.

— Лучше, чем со мной, Варь? У него длиннее, больше или он управляется с ним как-то иначе?

— Перестань, пожалуйста, — жалобно умоляю я, прижав ледяные ладони к пылающим щекам. — Дело не в нем. Точнее, не только в нем.

— Да что ты? — вскинув брови, Влад отрывается от подоконника, но не делает ни шага, чтобы подойти ближе. — А в ком тогда? Во мне? Шесть лет тебя все устраивало, а сейчас вдруг резко опротивел так, что решила развестись?

— Ну что ты такое говоришь, — сипло восклицаю я. — Конечно, ты мне не опротивел.

— И именно поэтому ты прыгнула под левого мужика, пока твой муж восстанавливал здоровье в больнице после тяжелой травмы.

— Ты бы не оказался здесь…

— Рот закрой, — разъяренно рявкает Влад. — Только попробуй свалить свое блядство на мой единственный косяк.

— Я очень перед тобой виновата, мне нет оправдания, но, прошу, давай поговорим, как цивилизованные взрослые люди. Все же можно решить без скандалов и поливания друг друга грязью. У нас сын. Прежде всего мы должны думать о нем.

— Надо же, о сыне вспомнила, — скрестив руки на груди, презрительно ухмыляется Влад. — Надо было думать о нем, когда трахалась со своим ебарем.

— Прости меня, пожалуйста, — закусив губу, шепчу я, не зная, что еще можно сказать, чтобы не привести его в большую ярость.

— Простить?

Его лицо внезапно каменеет, крылья носа яростно раздуваются, пальцы сжимаются в кулаки. Мне становится по-настоящему страшно, когда он пресекает разделяющее нас расстояние и, грубо схватив за плечи, рывком поднимает на ноги. В глазах вспыхивает бешеный огонь и лютая ненависть, а еще боль… отчаянная, черная боль.

— Ты серьезно, Варь? — свирепо шипит он, встряхивая меня как тряпичную куклу. — Вот так просто взять и простить? Отпустить на все четыре стороны и пожелать счастья с твоим новым кобелём, который будет растить моего сына? Ни до хуя ли ты захотела, любимая?

— Он женат, — шепчу онемевшими губами. — Я хочу развестись не из-за него. И не для того, чтобы быть с ним.

— Женат? — отшвырнув меня в сторону, Влад срывается на обозлённый смех. — Ты совсем ебанулась, Варь? Или всегда была такой, а я просто не замечал?

Рухнув обратно на узкую койку, я ударяюсь затылком о бетонную стену, но физической боли не чувствую. Та, что разрывает сердце и барабанит в висках, в стократ сильнее.

— Я не изменила бы тебе, если бы у нас с тобой было все хорошо, — говорю срывающимся голосом.

— Так ты таким образом тестировала наши отношения? Очень интересный метод. Оригинальный, блядь. Расскажешь, кто тебя на него надоумил? Уж ни твоя ли шлюховатая подруженция? Тоже захотела, как она? Стелиться под чужого мужа и болтаться по клубам, словно последняя блядь?

— Я думала вы с Мариной большие друзья, а ты, оказывается, считаешь ее шлюхой, — холодно замечаю я, ощутив приступ острого гнева. Не из-за Грызловой, конечно. Хотя его слова о Маринке меня тоже сильно покоробили. Я понимаю, что сейчас ему очень больно, и он выплёскивает свою ярость на меня, как на очевидную виновницу. Но втаптывать себя в грязь и мешать с дерьмом я ему не позволю.

— Она такая