ли. Но что-то произошло… Думаю, это из-за силы организма — естественной сопротивляемости и иммунитета, потому что ни один ребёнок не выжил, а вот подросток — ещё как. А теперь… Теперь, чтобы убить этих тварей, которые ломятся к моей тетё, понадобится куда больше времени, чем шесть дней. Но мы же семья, в конце-концов… Пожелайте удачи».

Степи. Степи за степями, за которыми видно лишь степь — тот, кто говорил о романтике дороги, явно не преодолевал большие расстояния пешком и в тишине. Наедине с мыслями, путь, конечно, казался короче, но вот было легче ли от того? Многим, как понимали и старый, и молодой охотник, думать не хотелось вовсе не от того, что не умели…

Блэк-Баэр — десятиметровая речушка прямо перед Пэрри. Нет, они не стали останавливаться — не было желания смотреть на вечно коричневый поток воды. Странно, не правда ли? Как человеку нравится одно явление, но отторгает точно такое же? Возможно, дело в масштабе. Возможно, дело во вкусах и предпочтениях. Но точно было ясно одно: тот маленький поток воды не ждёт история о Гадком Утёнке — он навсегда будет настолько привлекательным и отвратительным, каким был изначально. Дорога до Пэрри заняла куда больше, чем предполагалось — восемнадцать часов вместо двенадцати. На нервы не было сил — мужчины прошли ещё один ориентир, едва передвигая ногами, и пытались не смотреть в его сторону. Не получилось. Те же разрушенные дома, те же остатки от трупов, те же голодные собаки, которые всё ещё помнят, кто такой человек, или, хотя бы, чуют ту кровь, которой от него пахнет за долгие мили — люди пали, но не так низко, чтобы перестать быть монстрами для остальной цепи. Расступись, мир, человек идёт.

«Они стали нападать массово — стаями. Мы поймали одного такого. Вроде в сознании, а вроде — нет. Что-то бормотал, брыкался… Пристрелили быстро — как только перешёл на крик… Я убил человека? Не знаю. Я не уверен… Кажется, что-то происходит…»

— Дальше я не пойду. Остановимся там, — Уильям кинул рукой на небольшой домик у Литтл-Мун роад, сразу за Пэрри.

— Почему? — саркастично спросил Джеймс. — Ноги не держат?

— Ночь, — коротко, но серьезно ответил он. — Ночь переждём здесь.

— Раньше, помнится, ты любил ночное время?

— Раньше. Сейчас говорю: ждём. Верь на слово, пока нет доказательств.

— Сдаётся мне, я уже почти восемьдесят километров только и делаю, что верю на слово.

Сон окутал очень быстро — пускай наёмник и старался не подавать виду, но усталость брала его в клешни сильной и крепкой хваткой — не пошевелиться. Не было ни снов, ни видений, ни даже образов — просто темнота, от мысли о которой шли мурашки. Утро. Проспал. Конечно же, он проспал. И не выспался — мысли ходили ходуном, ходуном ходило тело, но желание в кой-то веки нормально почистить зубы, так как Джеймс прихватил из города зубную пасту со щёткой, брало верх. Бодрит. Снова стало свежо, хотя и усталость всё ещё была рядом, всё ещё держала. Однако… кому жаловаться, если плохо всем одинаково? Они выдвинулись. Ноги отдавали при каждом шаге легким онемением — привычный эффект для закаленных мужчин, и повод для жалоб парню, который, к счастью, всё ещё избегал лишних разговоров. Перед сном Хантер даже слышал, как Пацан шептал о чём-то Джеймсу. О чём именно? Неизвестно. Да и не его то было дело.

«Они перестали кричать… Кто-то из них. Им было больно? Наверное — никогда не слышала, чтобы человек мог так драть глотку за просто так. Теперь кто-то из них молчит — бродит с пустым взглядом по улице, пытаясь не уронить челюсть на пол, из которой вечно течёт слюна… Что-то не так с их оттенком кожи. У тех, кто кричал — он больше похож на бледно-красный, а у этих… зеленоватый, что ли?»

Кажется, в бескрайних полях всегда можно было найти что-то своё — зрение улавливало причудливые символы, которые меняли свой образ с каждой секундой. Диковинные, странные, порою страшные. Но это, чаще всего, оказывались просто деревья — реальность всегда была немного скучнее, даже если фантазия предвещала опасность.

Следующим ориентиром был Орландо, и он не справился с той ролью — городок зарос зеленью по самые верхушки маленьких домиков. Проходя прямо через арку деревьев было чрезвычайно трудно заметить, что где-то там, за временем и природой, есть маленькое напоминание о человеке. Единственное, что уловил Мальчик краем глаза — диспетчерскую будку. Так что когда Орландо не оказалось на горизонте даже через несколько часов, мужчины решили, что та будка, которую они видели — это и был когда-то заселённый людьми город. Малхолл, который показался спустя несколько часов, не представлял из себя ничего выдающегося — просто пустырь. Ни домов, ни даже почтовых ящиков. Почему? Кто его знает. Часто случалось такое, что люди, пытаясь отстраивать себе новое жилье, полностью сносили старое — просто, чтобы забыть или забыться о когда-то цивилизации. А, быть может, это был баллистический удар, которые наносили по очагам заражения — на войне все средства были хороши.

«Сегодня я убил одного из них с помощью охотничьего ружья. Они практически бессмертны. Я стрелял в ногу, когда он побежал на меня, но тот даже глазом не повёл. Руки, почки, таз… Помог лишь выстрел в голову — череп разлетелся на куски, и Это упало на землю. Всё же… как в том фильме, верно? «Стреляй в голову»? Это и есть конец для всех нас? Наверное, да. Люди подписали себе приговор».

Скелтон-Крик — ещё одна речушка и место, чтобы пополнить запасы воды. По крайней мере, в ней не было трупов. По крайней мере, не было на первый взгляд. Однако перебирать было нельзя. Симаррон — у главной дороги мигрировала стая, у которой как раз было время кормёжки. Пожалуй, это было тем, на что не стоило смотреть — если группа бродячих мёртвых голодала до предела, она просто останавливалась и начинала есть всё: траву, насекомых, себе подобных — слабейшие кормят сильнейших, редкие животные, которым не посчастливилось попасться такому сброду, разрываются на сотни и десятки мелких кусочков, а с земли слизывается даже кровь, но, что куда страннее, такую процедуру выполняют все — от самых свежих и до тех, у кого уже несколько месяцев не функционировал желудок, лишь раздувая их тело вширь. Да, на это действительно не стоило смотреть.

Следующим был Гатри — дни, как и