Шрифт:
Закладка:
Вслед за «Жестокой участью» начали танцевать «Купидона», во время которого кавалеры и дамы проходили вереницею под «аркою верных любовников». Человек, изображавший Гения Любви, с длинною трубою, находился на вершине арки; у подножия стояли судьи. Когда приближались «верные любовники», Гений приветствовал их нежной музыкой, судьи принимали с радостью. «Неверные» же тщетно старались пройти сквозь волшебную арку: труба оглушала их страшными звуками, судьи встречали бурею конфетти, и несчастные под градом насмешек должны были обратиться в бегство.
В танце «Венера и Завр» дамы с любезной улыбкой водили своих кавалеров на золотых цепях, как узников, и, когда они с томными вздохами падали ниц, ставили им ногу на спину, как победительницы.
После полуночи, когда празднество шло к концу, начался так называемый танец факела и шляпы, который в Париже исполняется в заключение праздников, когда кавалеры и дамы по своей прихоти поочередно выбирают друг друга».
– Да, – сказала Елизавета со вздохом, когда сэр Джон замолчал, – вы меня несколько расстроили. Такое ощущение, что мы живем в глухой провинции. Вот это праздник, а мы не можем освоить один-единственный танец с прыжками… Так, перерыв закончен! – крикнула она своим придворным. – Повторим все с начала… Милорд, – обратилась она к сэру Джону, – надеюсь, вы останетесь у меня? Я приглашаю вас на мой бал, если вы обещаете быть не слишком строгим судьей.
– Благодарю вас, моя принцесса. Насчет строгого судьи можете не беспокоиться: я понимаю в балах не больше кошки, – ответил сэр Джон. – Но есть одно обстоятельство, которое меня смущает.
– Да? И что же это?
– Видите ли, моя принцесса, только за последнюю неделю благодаря стараниям епископа Эдмунда сожжено и повешено более двух тысяч человек. Их подозревали в покушении на католичество и в неуважительном отношении к святейшему папе. Не станет ли ваш бал, в таком случае, – простите меня за дерзость, – пиром во время чумы, – сэр Джон поклонился Елизавете.
– Это очень печально, милорд, но что мы можем поделать? Я помолюсь за несчастных страдальцев. Но если мы оденемся в траур и будем проводить свои дни в печали и унынии, то не означает ли это, что мы сами уподобимся мертвецам? Епископ тогда сможет торжествовать вдвойне – ему удалось убить и нас. Нет, милорд, я думаю, что смехом и весельем мы бросим ему вызов: пусть видит, что он не одолел нас; пусть знает, что сколько бы он не свирепствовал, придет конец и его власти! – в глазах Елизаветы сверкнула молния.
– Вы правы, ваше высочество! – взволнованно воскликнул сэр Джон. – Пусть чума убирается прочь со своей холодной добычей! Пока в жилах у нас кипит кровь, смерть нам не страшна.
* * *Бал принцессы Елизаветы начался строго в назначенное время, ибо она не любила опозданий и никогда не откладывала того, что было намечено. Из-за крайней спешки платья придворных дам не были готовы; портным пришлось прибегнуть к разным ухищрениям, чтобы скрыть недоделки – например, не пошитые к сроку пышные воланы на рукавах были заменены кисеей с жемчугами, а оборки на юбках, схваченные на живую нить, закрыты по швам широкими лентами с цветами. Фасон получился необычным, пестрым, но нарядным, – а когда в большом зале дворца зажгли факелы, и на платьях придворных дам засияли драгоценности, то общество решило, что спешка иной раз может породить новую моду, и весьма неплохую!
Елизавета вышла в багровом платье на алом чехле, видным в прорезях рукавов и юбки, и, как всегда, с большим количеством украшений. Все это было привычно, удивление вызвало другое: платье принцессы было спереди поддернуто рюшами, так что туфли виднелись полностью, и даже была видна полоска белых шелковых чулок по краю. Дамы тайком принялись приподнимать свои юбки, чтобы посмотреть, как это выглядит, – и решили, что укороченный размер, несомненно, лучше.
Музыканты с лютнями, гобоями, корнетами и флейтами заняли места на небольшой, слегка приподнятой ложе, и все приготовились к танцам. Зазвучали первые аккорды, распорядитель прокричал: «Павана! Павана!», но придворные и сами уже поняли, что бал начинается со знакомого старого танца. Он был несложен, главную роль в нем играли дамы: они должны были величаво, подобно павам, идти по залу друг за другом, кланяясь кавалерам, которые так же гуськом шли рядом. Темп музыки был медленным, а такт привычным, двудольным.
Елизавета не пожелала участвовать в «паване»: она уселась в приготовленное для нее кресло на возвышении напротив ложи музыкантов и, обмахиваясь роскошным веером, посматривала на танцующих.
Но вот «павана» закончилась; музыканты, сделав паузу, заиграли «гальярду» – это был тот самый танец, который Елизавета разучивала со своими придворными. Принцесса встала с кресла и прошла в середину зала; к ней немедленно подскочил джентльмен, который был заранее выбран Елизаветой в партнеры по причине более-менее успешного исполнения танцевальных фигур. Придворные расступились, образуя широкий круг; принцесса положила свою руку на руку кавалера – и танец начался.
Елизавета танцевала великолепно: потратив на обучение «гальярде» не больше часов, чем остальные дамы, она не сделала сейчас ни одной ошибки. Более того, она танцевала так живо и весело, с таким искусством выполняла резкие повороты и прыжки, что по залу пронесся восторженный гул. А когда Елизавета в заключительном пассаже подпрыгнула и одновременно повернулась воздухе, а затем плавно опустилась на пол, будто не касаясь руки партнера, придворные не выдержали и захлопали.
– Теперь ваш черед! – крикнула Елизавета, запыхавшаяся, но очень довольная. – Надеюсь, вы меня не опозорите.
Музыканты вновь заиграли «гальярду»; принцесса встала у стены, чтобы не мешать танцующим, но все видеть. Дамы и кавалеры, взявшись за руки, прошлись в первом выходе.
– Отлично, – сказала Елизавета.
Далее последовало несколько движений особым «журавлиным» шагом, сопровождаемы короткими поклонами.
– Неплохо, – сказала Елизавета. – Чуть-чуть поизящнее, и было бы замечательно!
Следующими были короткие прыжки с выставлением ноги назад, называемые «ляганием коровы».
– Ай-ай-ай, – сказала Елизавета, когда одна из
