Я не ожидала, что меня что-нибудь тронет. Я не чувствовала никаких связей с этим домом, вроде бы просто зданием из кирпича и камней, но меня поджидал сюрприз. Любовь явственно ощущалась в каждой комнате. Прошло много лет, но она никуда не исчезла. Это было гнездо, настоящее семейное гнездо, где хранилась память об отце, матери и детях, которые жили здесь и любили друг друга. Даже нацистские убийцы и грабители, даже слепая ненависть Гитлера к нашей семье не смогли изгнать отсюда дух любви[1006].

Принцесса София потом приехала в Конопиште с тремя своими детьми. Они были примерно тех же лет, что и сироты Франца-Фердинанда – София, Макс и Эрнст, – когда их выселили из замка. Именно после этой поездки она решила попытаться вернуть Конопиште семье. Многолетние юридические битвы в местных, государственных и международных судах закончились тем, что на все свои требования она получила отказ. Но в 2013 г. она сказала:

Важна борьба сама по себе. Совсем необязательно, что будет какой-то результат. Важно, чтобы люди знали правду. Важно, чтобы все знали, что случилось, что было сделано, как было сделано. Если у меня не получится, продолжит кто-нибудь из следующего поколения, ведь в конечном счете это борьба за правду и справедливость[1007].

28 июня 2014 г. четыре поколения семьи Гогенбергов собрались в австрийском замке Артштеттен. Сотая годовщина сараевского убийства свела вместе потомков эрцгерцога Франца-Фердинанда, его любимой жены, герцогини Гогенберг, и их кузенов Габсбургов. Они рассказывали семейные истории, делились воспоминаниями, хохотали. Молодые и старые присутствовали на поминальной мессе в базилике Марии Теферль, которую служил их родственник – кардинал Христофор Шенборн, архиепископ Венский[1008].

В базилике находится мемориал павшим в двух мировых войнах. Внимательный посетитель может заметить гравюру с изображением эрцгерцога и герцогини Гогенберг, склонивших головы в молитве; она неприметно вставлена в один из оконных витражей[1009]. Пока пути членов семьи не разошлись, возносились молитвы за мир, за любимых живых и мертвых. Гогенберги приехали сюда не горевать, а благодарить основателей своей семьи и ту любовь, которая дала им возможность появиться на свет[1010].

Георг Гогенберг, ставший, как и его отец, Максимилиан, австрийским дипломатом, веселил родню и гостей рассказами из долгого опыта своей работы. Истории были очень веселые, но за ними стоял не один призрак прошлого. Так, когда он служил в Аргентине, среди его коллег были и пронацистски настроенные австрийцы, которые покинули страну после войны, и австрийцы, которые еще до войны бежали от нацистов, и австрийские и чешские родственники, которые сумели спастись от нацистов в военные годы. Как он выразился, чтобы разобраться со всеми австрийцами Аргентины, потребовалась сила в один Гогенберг[1011].

Однажды в Венеции, на большом приеме, Георг стоял на балконе, а рядом маленький мальчик упрямо старался заглянуть через перила. Дипломат поднял его на руки, чтобы вместе полюбоваться Большим каналом. Из зала приемов выскочила дама, рванула ребенка из его рук и быстро скрылась среди гостей. Он никак не мог понять, что случилось, пока какой-то гость шепотом не объяснил ему, что дама – из сербской королевской семьи, а мальчик – ее сын. Она, похоже, вообразила, что внук эрцгерцога Франца-Фердинанда вот-вот отомстит за сараевское убийство, сбросив с балкона маленького сербского принца. Георг признался, что даже не сразу сообразил – сердиться ему на эту даму или смеяться. Он был Гогенберг и поэтому рассмеялся; но он был и дипломат, поэтому смеялся так, чтобы никто не услышал[1012].

Любимый рассказ Герхарда Гогенберга, брата Георга, был о случайном знакомстве с герцогом и герцогиней Виндзорскими. Как-то на Мальте, на званом обеде, герцог оказался соседом герцогини по столу. Она непринужденно болтала то по-английски, то по-немецки и вдруг, поняв, кто он такой, запнулась на середине предложения. Ее туалет, манеры, украшения были безупречны. Он взглянул через стол на герцога Виндзорского. В тяжелейшие для своей страны времена герцог отрекся от английского престола, чтобы жениться на женщине, которая сейчас беззаботно трещала рядом с ним.

Герхард поразился, насколько физически и человечески мелок оказался бывший король. Казалось, они с герцогиней всю свою взрослую жизнь только и делали, что блистали на званых вечерах и уклонялись от всяческих обязанностей. В соседней гавани стояли суда все еще могущественного Средиземноморского флота Великобритании, и гостям их было хорошо видно. А когда-то каждый матрос, адмирал, солдат Британской империи приветствовал герцога как Эдуарда VIII, Божией милостью короля Соединенного Королевства Великобритании, Ирландии и заморских британских доминионов, защитника веры, императора Индии[1013].

Капитан Джордж Джервис Вуд, отец Мэйзи Гогенберг, все годы Второй мировой войны прослужил адъютантом герцога. Об этой паре как о людях и членах королевской семьи он во всю жизнь не проронил ни слова, и это уже само по себе было весьма красноречиво[1014]. Знавшие Эдуарда говорили об этом «сказочном принце», что в лучшие времена он бывал самым лучшим, а в худшие – самым худшим[1015]. Герхард не мог не видеть контраста между любовными историями герцога и герцогини и своей собственной семьи.

Последним дипломатическим назначением Георга Гогенберга была должность посла Австрии в Ватикане, где он быстро подружился с папой Иоанном Павлом II. У них оказалось много общего. Отец папы, капитан австро-венгерской армии, назвал своего сына Каролем (польский вариант имени Карл) в честь последнего императора из династии Габсбургов. В 2004 г. папа приблизил покойного императора к статусу католического святого. За добродетельную жизнь и миротворческую деятельность для окончания Первой мировой войны католическая церковь причислила Карла к лику блаженных. Пятьдесят тысяч человек по всей Центральной Европе ликовали, смотря прямую телевизионную трансляцию этого события с площади Святого Петра. Посол Гогенберг, его семья и родственники Габсбурги тоже были там[1016]. Эрцгерцог Франц-Фердинанд был крестным отцом Карла. После смерти беспутного отца Карла он стал опекуном будущего императора и его младшего брата. Тогда основатель династии Гогенбергов заявил: «Я изо всех сил постараюсь вырастить их хорошими христианами, австрийцами и Габсбургами»[1017]. У него получилось. Оглядываясь на историю своей замечательной семьи, посол Гогенберг сказал: