Груша, поняв, что он намерен закончить этот важный для нее разговор, побежала следом. Встав перед князем и загородив ему проход, она горестно воскликнула, глядя в его лицо:

— Почему вы так жестоки со мной? Вы же обещали!

— Я ничего не обещал! — мрачно пророкотал Урусов, угрожающе наклонившись над ней.

Груша вся сжалась, увидев в его глазах нескрываемую угрозу.

— Вы же давали мне слово! Или оно ничего не значит? — из последних сил выдохнула она.

— Ты еще смеешь требовать, несносная девчонка?! — взорвался Константин и схватил ее за плечи с такой силой, что Груша вскрикнула от боли.

— Сжальтесь, — простонала она, и из ее глаз полились слезы.

— Ты забыла, кто ты, а кто я?! — прохрипел в бешенстве Урусов ей прямо в лицо. — Так знай, вольную ты не получишь! Никогда! — последнее слово он произнес по слогам. Затем, резко отпустив плечи девушки, стремительно вылетел из гостиной.

Упав на колени, Груша горестно зарыдала, закрыв лицо руками. Однако спустя четверть часа, словно опомнившись, девушка резко прекратила плакать и вскочила на ноги.

— Я здесь больше не останусь, — как приговор произнесла она одними губами и выбежала в коридор.

Дворец уже спал, было темно и пустынною. Быстро спустившись по большой мраморной лестнице вниз, в парадную, Груша на ходу схватила свою шаль, лежащую у выхода на банкетке, и бросилась прочь из мрачного огромного дворца.

Урусов вошел в свой помпезный пустынный кабинет. Трясущимися от гнева руками он расстегнул фрак и снял его, затем распустил немного ворот рубашки.

— Ишь что удумала, нахалка, — шептал он недовольно. — Никуда не денется. Смирится. Поплачет немого, да и все.

Константин подошел к шкафчику со спиртным и, налив себе коньяку, выпил залпом первую рюмку. Решив, что коньяк еще понадобится, он взял с собой бутылку и сел в кресло. Закурив сигару, князь немного упокоился. Именно сейчас, развалившись в кресле и посасывая сигару, Урусов вдруг осознал, что горячо и неистово влюблен в Грушу. Понимание этого пришло к нему неожиданно и внезапно. Он всегда считал, что никакой любви в этой жизни не существует и это лишь красивые сказки, выдуманные самими девицами. Но теперь Константин отчетливо понимал, как жестоко ошибался. Именно это чувство влюбленности — новое, сильное, яркое и трепетное как-то незаметно появилось в его сердце и завладело всем его существом.

Это чувство было невозможно ново для Урусова, ибо еще никогда за всю свою жизнь он не испытывал ничего подобного. Груша не была похожа ни одну девушку или женщину, которых он встречал за свою довольно бурную молодость и насыщенную женским вниманием жизнь. В этой юной прелестной малышке, как он ласково называл ее в своем сердце, сочетались определенные, присущие только ей качества, вызывающие в душе Константина неведомые ранее страстные любовные мечтания.

Во-первых, ее душеная чистота, телесная непорочность и немного детская наивность умиляли и притягивали князя, словно магнитом. Она виделась Урусову целомудренной, неискушенной и неиспорченной светскими пороками: цинизмом, жаждой наживы и развратом. Ее взор, прелестный девичий искренний и невозможно чарующий, постоянно приводил Константина в сладостный трепет, и ему казалось, что Грушенька похожа на очаровательный чистый полевой цветок со сладким ароматом, которому не свойственны ни ложь, ни коварство, ни порок. Именно в первую ночь, проведенную с ней, князь осознал все это. Ее девственная чистота уже в ту первую близость поразила и восхитила его настолько, что Урусов понял, что за многие годы бесшабашной разгульной жизни ему впервые захотелось стать достойным подобной чистой девушки.

Во-вторых, Груша обладала чарующей, манкой, неземной красотой и прелестью. Ее изящный соблазнительный стан, мелодичный, тихий, приятный голос, плавные, грациозные, как у кошки, движения, мягкая поступь, ее густая шелковистая копна светлых волос, невозможно прекрасные черты ее лица, а в особенности огромные, глубокие, завораживающие глаза насыщенного, яркого оттенка, все это, по мнению Урусова, в совершенстве сочеталось в девушке. Даже когда она иногда хмурила лоб и как-то по-детски надувала губки и обижалась, это совсем не портило ее пленительный облик.

И, в-третьих, девушка имела добрый, тихий, покладистый нрав и желание подчиняться. Да, иногда она закатывала небольшие истерики по поводу новых нарядов, но даже в эти моменты Константин понимал, что это временно, и, получив очередную желанную игрушку или новое платье, она, словно дитя, успокоится и вновь станет тихой, веселой, беззаботной и приятной в общении. Так как Константин знал, что долго Грушенька не может сердиться и печалиться.

Все эти качества складывались в мыслях Урусова в совершенный эталон желанной девушки, и он день ото дня все больше упивался ее обществом, ощущая потребность в том, чтобы Груша постоянно находилась подле него. Рядом с ней Константин чувствовал себя свободно и легко. Словно от общения с девушкой с его души слезала та циничная порочная и холодная скорлупа, которая наросла на ней за многие годы праздной жизни, постоянного разврата, лицемерия и лжи. Он ощущал, что все эти годы как будто играл какую-то неприятную роль, стараясь быть именно таким, каким хотел его видеть высший свет, толпы развратных ледяных красавиц и даже его родители.

Сейчас Константин осознавал, что рядом с Грушенькой стал самим собой, именно тем, кем был когда-то давно. Тем самым чистым, неизбалованным, романтичным молодым человеком, каким когда-то был в юности, до того, как уехал из родительского дома на службу. К тому же рядом с девушкой Урусов совершенно не ощущал своего возраста, прожитые годы словно ушли в забытье. Он вновь чувствовал, как его сердце горит и упивается искренними страстями, что оно вновь молодо и чисто.

Теперь Урусов не представлял, как сможет обходиться без своей возлюбленной. Нет, близость Груши — и душевная, и телесная — была просто необходима ему для дальнейшего существования. И сегодня вечером, когда девушка так категорично и настойчиво потребовала от него вольную, Урусов не на шутку разозлился. Да, он осознавал, что девушка чувствует себя неспокойно и неуверенно, будучи крепостной, и ему было нетрудно доставить ей такую радость и выправить вольную. Но Константин понимал, что напишет ей вольную грамоту только тогда, когда будет уверен в том, что она не оставит его и никуда не уедет, как сказала еще месяц назад. Если бы Грушенька согласилась быть с ним рядом, если бы она так же горячо и искренне смогла полюбить его, как и он ее. Урусов был бы счастлив и, конечно, дал бы девушке желаемое. Но после сегодняшнего разговора он обеспокоенно понял одно, что пока Груша зависима от него, она находится рядом. Она не осознает, что именно он, Константин, должен стать ее возлюбленным избранником по жизни, а потому нельзя давать ей вольную грамоту.

Неожиданно проснувшись среди ночи, Урусов увидел, что лежит на широкой кровати один. Голова его чуть протрезвела от выпитой бутылки коньяка, и он осмотрелся. Груши в спальне не было. Не понимая, почему девушка не лежит рядом, он резко сел на постели и тут же схватился за гудящую голову. Он заставил себя подняться на ноги и вышел в темный коридор. Взяв по дороге подсвечник, Урусов направился в гостиную, где оставил Грушу несколько часов назад, не сомневаясь, что найдет девушку именно там.