Хизер — два-три дня супружеского счастья перед тем, как Фредди вернулся на фронт, а после она, скорее всего, никогда больше его не видела. Маловероятно, что он успел еще раз вырваться в отпуск до июля. Он, очевидно, знал, что скоро станет отцом, но ребенок никак не мог родиться раньше сентября. Рэйчел подумала, что в словах Молли о его поспешной женитьбе чувствуется нотка обиды: ему-то можно, он офицер… Еще из ее письма можно было понять, что она писала родителям о своем желании выйти замуж, но не получила ответ. Значит, родители были против? Рэйчел перешла к следующему письму.

17 января

Дорогая Молли,

спасибо за твое письмо, оно пришло сегодня. Нас уже перебросили, и жизнь идет своим чередом. Я снова с теми же ребятами, с которыми воевал раньше. Брат Гарри тоже здесь, и он не поверил своим ушам, когда я ему рассказал, кто ухаживал за Гарри. Он сказал: «Что моя маленькая кузина может понимать в сестринском деле?», а я ему: «Еще как понимает, она отличная сестра милосердия!» Тогда он прикусил язык, но ему, конечно, было грустно, что Гарри умер.

Здесь очень холодно и сыро, и почти все время артобстрелы. Но не беспокойся обо мне, дорогая Молли, я не буду высовывать голову из окопа. Сарин брат тоже вернулся. Он видел меня незадолго до того, как нас перебросили сюда, и обрадовался, что моя рука почти зажила. Я ничего не говорил о его женитьбе, это не мое дело, просто пожелаем им счастья. Не волнуйся, милая моя девочка, мы с тобой тоже поженимся, как только сможем. В мае тебе исполнится двадцать один год, и тогда нам уже не нужно будет спрашивать твоего отца.

Не могу писать тебе, чем мы тут заняты, но дел по горло, и это помогает скоротать время. Если сможешь прислать немного сигарет, это будет очень кстати, потому что здесь их не достать. Мне никогда не присылали посылок из дома, так что остается рассчитывать только на доброту тех ребят, которые их получают. Они всегда делятся друг с другом, ну, и мне тоже хотелось бы чем-нибудь поделиться. Радостно слышать, как меня выкликают по имени, когда приходит почта. Береги себя, моя девочка. Я все еще не могу поверить, что ты действительно моя девочка, приходится повторять себе раз за разом.

Любящий тебя Том

Рэйчел читала письма не спеша, выбирая из них кусочки информации о жизни на передовой и за линией фронта, где квартировали солдаты, когда их отпускали отдохнуть. Кое-где слова Тома были вымараны цензором, и Рэйчел оставалось только догадываться, что такое секретное он мог написать. Но по мере того, как развивалась переписка, можно было видеть, как Молли с Томом все ближе и ближе узнают друг друга.

В одном письме Том рассказал кое-что о своем детстве.

5 марта

Милая моя девочка,

пишу это от всего сердца, потому что ты и есть моя девочка, самая милая на свете. Я уже говорил, что у меня никогда раньше не было девушки, и это правда. Еще я говорил, что у меня нет родных и я вырос в приюте. Это тоже правда. Меня нашли в картонной коробке, завернутого в газету, на пороге больницы Университетского колледжа в Лондоне. Тот человек, который меня нашел, был возчиком. Он отнес меня в больницу, меня там выходили, а когда я окреп немного, отдали в приют. В коробке лежал клочок бумаги, а на нем было написано: «Позаботьтесь о моем Томе». Вот меня и назвали Томом Картером. Том — это мое настоящее имя, а Картер — это в честь того возчика, который меня нашел.

Вот видишь, моя Молли, когда мы с тобой поженимся, придется тебе носить фамилию, которую мне дали чужие люди. Ты не против? Я никогда не жил в своем доме, в семье, но когда-нибудь у нас будет и то и другое. У семьи Картеров будет свой дом, и все дети там будут желанными и любимыми. Наши ребятишки не окажутся на пороге больницы. Раньше я часто думал, кто была моя мама и почему она меня бросила. На первый вопрос я, должно быть, никогда не узнаю ответ, зато со вторым все понятно.

Спасибо за посылку — за сигареты, консервированный джем и шоколад. Теперь, когда ребята садятся чай пить, без меня никуда! Я очень радуюсь твоим письмам, Молли, они придают мне сил, так что пиши, не забывай!

Твой любящий сирота Том

Из очередного письма Молли стало ясно, что с родителями у нее по-прежнему нелады. Она писала:

12 марта

Дорогой Том,

наконец-то я получила весточку от отца. Он все еще в бешенстве из-за того, что я уехала, и говорит, что нипочем не позволит своей дочери выходить замуж за какого-то подкидыша из лондонской сточной канавы! Но тут дело не в том, кто ты и откуда. Мы с отцом всегда плохо ладили. Я не говорила об этом раньше, потому что мне очень трудно это сказать, но мой отец хочет от меня такого, чего никакой отец не вправе хотеть от дочери. Я ушла от него, когда мне было четырнадцать, поступила в услужение в поместье. Мама знала, но она не хочет слышать ни одного худого слова про отца, а когда я хотела ей рассказать, обвинила меня во лжи. Я должна была рассказать тебе все это, когда ты был рядом, но как-то все не было подходящего момента. Каждая минута с тобой была так дорога, что я не могла тратить время на разговоры о моем отце, но теперь понимаю, что должна была тебе рассказать, потому что я вроде как порченый товар, и ты, может быть, будешь теперь смотреть на меня совсем по-другому. Он говорил, что я не должна никому рассказывать, что это «наш секрет», но у меня не может быть секретов от тебя, Том. Самого худшего не случилось, но могло бы, если бы я не сбежала из дома. Я жалею, что не рассказала тебе раньше, но мне даже и сейчас очень тяжело об этом говорить. Но главное то, что он никогда не позволит нам пожениться, так что придется ждать, когда мне исполнится двадцать один год, тогда уже можно будет.

Прости, что рассказываю тебе все это в письме, а не лицом к лицу, как надо бы. Надеюсь, ты поймешь.

Я всегда буду твоей любящей девушкой.

Молли

Рэйчел еще раз перебрала письма, проверяя, не пропустила ли