Шрифт:
Закладка:
В шестнадцать лет, в 1804 году, Евгений Вюртембергской написал воспоминания на французском языке, в переводе звучащие следующим образом: «Правдивый рассказ о моих приключениях в 1801 году, написанный в 1804 году и представленный господину д’Оржелету, моему учителю французского языка в Эрлангере, Евгением, принцем Вюртембергским».
Принц повествует, что 7 февраля его принял Император, расточал любезности. Но это в данном случае не самое главное. Наиболее интересное случилось в последующие дни. Нанося необходимые визиты, он в одном из домов познакомился «с очень красивой особой…про которую утверждали, что ей покровительствует Император». Нет сомнения, что имелась в виду именно Анна Лопухина-Гагарина.
В последующие дни события начали принимать необычный и для юного принца прямо загадочный характер. На одном из придворных приемов упомянутая красавица попросила Евгения сесть рядом и завела разговор, который совершенно не укладывался в обычное русло светской беседы. Она предложила ему не просто «дружбу», но именно защиту и при этом произнесла мрачно-таинственные слова: «Мы живём в такое тяжелое время, когда самые блестящие надежды бывают обманчивы и самые ревностные наши покровители становятся опасны».
Что под этим имелось в виду, не совсем понятно. Ясно только одно: единственным покровителем и Анны Гагариной, и принца Вюртембергского в тот момент являлся Император Павел. Подобное предсказание принцу показалось непонятным, необъяснимым. На этом роковая красавица не успокоилась.
В один из дней в придворной церкви она затеяла разговор совершенно неуместный. Она напомнила Евгению судьбу английских принцев, «которых Ричард III велел бросить в подвалы Тауэра» и с жаром начала расхваливать Великого князя Александра, на которого призывала смотреть как на спасителя. Беседа завершилась многозначительной фразой: «Если когда-либо Вам понадобиться приют, то Вы найдёте его у меня».
Всё это выглядело как-то странно; Евгений не был посвящён в атмосферу придворной жизни, где многие знали и желали погибели Императору Павлу. Однако он чувствовал, что «вокруг нарастает напряжение и общее беспокойство». Встречи с русской покровительницей у принца на том не закончились
За день до убийства, 10 марта 1801 года, в Михайловском замке давался концерт, на котором они опять встретились, при этом таинственная дама, «на глазах которой блестели слёзы», успела шепнуть юноше, чтобы он после ужина пришел к ней на встречу, определив и место. Встреча в описании принца выглядела следующим образом: «Я нашёл мою молодую приятельницу при выходе из столовой в одном из скудно освещенных коридоров… Она крепко схватила меня за руки, поцеловав в лоб, а затем довольно пылко заключила меня в объятия и воскликнула: «О Вас позаботятся, Господь не оставит нас, не забывайте меня». Это были последние слова, больше я её никогда не видел».
Думается, что принцу Евгению не было надобности сочинять подобную историю. Он готовил свои заметки не для печати – они были опубликованы только после его смерти. Из них следует, что Лопухина-Гагарина была осведомлена о готовящемся злодеянии и имела некоторое соглашение с руководителями заговора, очевидно, с самым главным из них – графом Паленом.
…Заговорщиков, и первого среди них Палена, особо заботила одна тема: поведение членов Императорской Фамилии, и в первую очередь Императрицы Марии. Если Александр был бесхарактерным и излишне впечатлительным, мог сплоховать в последнюю минуту, но все-таки он – «свой», он «посвящён в дело». Мария же Фёдоровна совсем другая: у нее есть и воля, и ум, и она может стать опасной конкуренткой при занятии Престола. Да и прецедент был: Екатерина в 1762 году стала же правительницей при живом сыне. Поэтому, когда Павла Петровича не стало, Пален только на минутку забежал в спальню, а затем далее – к Александру, распорядившись, чтобы немедленно перед опочивальней Марии Фёдоровны был выставлен караул. Об этом же чуть раньше сделал распоряжение и Беннигсен.
Фактически в ту ночь Императрица Мария Фёдоровна была арестована, хотя приказ об этом отдал не новый Император, а такие люди, как Пален и Беннигсен, никаких прав на то не имевшие. Но, с другой стороны, о каких «правах» вообще можно говорить, учитывая, что речь идёт о шайке негодяев.
Существует несколько версий того, как Марии Федоровне стало известно о гибели Павла Петровича и как она себя вела в первые часы после получения сокрушительного известия. Надежных документальных свидетельств тут мало, и некоторые возникли через многие годы после события. Великий князь Николай Михайлович, со ссылкой на признания Беннигсена, написал, что «после кончины мужа и первого порыва отчаяния Мария Фёдоровна явно хотела взять бразды правления». Однако ни сам Николай Михайлович, ни другие историки это самое «явное» доказательствами подтвердить и не смогли.
Спустя четверть века после катастрофы 11 марта 1801 года, Великий князь Константин Павловича рассказ генералу А.Ф. Ланжерону следующее. Его комнаты находились, как и покои Павла Петровича, в бельэтаже Михайловского замка, только с противоположной, восточной стороны. Он в ту ночь мирно спал, и «через час после кончины отца» в «комнату вошел пьяный Платон Зубов».
Он начал бесцеремонно стягивать с Великого князя одеяло и «дерзко» сказал: «Вставайте, идите к Императору Александру, он Вас ждёт!» Второй сын Императора Павла с трудом соображал и подумал, что всё это он видит во сне. Но то был не сон, а горькая явь. Наскоро одевшись, Константин отправился в апартаменты Александра Павловича. Там он увидел картину, достойную воспроизведения.
«Вхожу в переднюю моего брата, застаю там толпу офицеров, очень шумливых, сильно разгоряченных, и Уварова, пьяного, как и они, сидящего на мраморном столе, свесив ноги. В гостиной моего брата я нахожу его лежащим на диване в слезах, как и Императрица Елизавета. Только тогда я узнал об убийстве моего отца. Я был до такой степени поражён этим ударом, что сначала мне представилось, что это был заговор извне против всех нас. В эту минуту пришли доложить моему брату о претензиях моей матери. Он воскликнул: «Боже мой, ещё этого не хватало!» Он приказал Палену пойти убедить её и заставить отказаться от идей, по меньшей мере странных и весьма неуместных в подобную минуту».
Из данного рассказала можно вывести
