Большевики встречались все реже и реже, мы повернули на юго-запад и часам к пяти вошли в деревню Колончак. Тут уже были два эскадрона 2-й кавалерийской дивизии на лошадях. Мы их не знали, говорили, что их эвакуировали из Одессы. Командовал дивизией генерал Морозов.

Я никак не мог понять, как они туда, в Колончак, попали, мы их на Перекопе не видели. Солдаты рассказывали, что они перешли через Каркинитский залив будто бы вброд. Мы им не поверили, думали, что они втирали нам очки. Переход был более 30 верст. Но они настаивали, что ветер дул с востока, что воды, как в Сиваше при западном ветре, не было и что они шли по пескам. Если это было правдой, то это была невероятная история, точно как пушкинские тридцать три богатыря, «расплескалось в шумном беге и оставило на бреге»… А ведь я своими глазами видел броненосец «Генерал Алексеев» в Каркинитском заливе, с осадкой на 27 футов. Неужели глубина залива разнилась настолько?

Мы переночевали в Колончаке. Даже тут был слышен гул боя под Чаплинкой. Наутро мы пошли на Большую Маячку. Деревня огромная, но другого рода. Это была настоящая богатая украинская деревня, с мазанками, садами, тополями… В нескольких верстах Большая Каховка и Днепр. Николай Татищев был не прав, Каховка была не деревня, а местечко. В ней были магазины, даже парикмахерская. На набережной большие пятиэтажные склады, зерновые элеваторы и подъемные краны. Население было пуганое и сидело по домам.

Напротив, на высоком берегу, стоял Береславль, красивый издали городок, с церквями и белыми домами. Большевики как будто пропали.

На следующий день дух у всех поднялся. Говорили, что в Большой Маячке мобилизация лошадей, и все были уверены, что нас наконец посадят. Меня отправили с пятнадцатью солдатами в Маячку помогать мобилизации. К моему удивлению, жители приводили лошадей охотно. Платили за них хорошо, но на нашу долю выпало всего 25 лошадей. Мы их привели обратно в Каховку, и оказалось, что они не для нас. Кому их отдали, не помню. «Мы последние, которые получат лошадей, – говорил Татищев. – Мы «привилегированные», Врангель, наверно, издал приказ, чтоб нас поставили в конец хвоста, чтоб никто не думал, что он нас предпочитает».

Был устроен смотр, почему, никто не знал. Мы выстроились на главной улице Каховки, широкой, но не мощеной. Появился какой-то генерал георгиевский со своей свитой. Он был маленький, толстый, про него мы никогда ни раньше, ни позднее не слыхали. Он, как видно, редко сидел на лошади и ехал очень осторожно. Вдруг из подворотни выскочила свинья прямо под ноги его лошади. Лошадь споткнулась, и генерал полетел в пыль перед строем. По строю прошел подавленный смех. Визг свиньи и фырканье офицеров и солдат, пока адъютант поднимал своего генерала, превратили смотр в комедию. Генерал решил смотр кончить и куда-то уехал.

Мы оставили синих кирасир в Каховке и пошли вниз по Днепру, через Малую Каховку, в селение Основа. Нашему эскадрону было назначено охранять Днепр, версты три, как сторожевое охранение. В Основе было всего домов 25, лежащих среди великолепных садов над Днепром. Дома были очень большие, очень удобные, с верандами, великолепно меблированные, с ваннами. У нас бы помещики гордились такими домами. Население было смешанное. Был мсье Бенуа, француз уже третьего поколения, но и он, и его две очень привлекательные дочери говорили хорошо по-французски, два швейцарца, два немца, остальные русские. Все были хорошо образованы. Кормили нас великолепно и принимали радушно.

У них были колоссальные виноградники и фруктовые сады, в особенности абрикосовые. Я квартировался у Бенуа и помню, как извинился, что без позволения сорвал несколько абрикосов и съел. Он на меня посмотрел удивленно и сказал: «Вы ели абрикосы?!» Мы растим их, только чтоб кормить свиней».

Посреди Днепра лежал длинный остров, который был ближе к нашему берегу, чем к красному. Эти острова – а их было несколько на нашем участке – иногда занимались красными как наблюдательные посты. Что они могли наблюдать, я понятия не имею, но, когда там появлялись меткие стрелки, их нужно было выбить.

Решили ночью послать две лодки с солдатами на один из таких островов. Я был во второй лодке, сидел на корме. Была кромешная тьма. Мы отчалили. Лодку впереди не было видно. Сколько времени мы гребли, не знаю, но впечатление было, что мы идем вдоль нашего берега. Вдруг кто-то из солдат прошептал:

– Лодка полна воды.

Я не заметил, окунул руку в лодку – действительно, полно.

– Мы тонем, – прошептал солдат.

Через минуту вода была в двух дюймах от борта. Я попробовал повернуть к берегу, но руль уже не действовал. Я испугался, плавал я очень скверно, да тут еще шашка, револьвер и карабин через плечо. Думаю, мы не больше двадцати шагов от берега, как-нибудь справлюсь. Все солдаты плавают хорошо. Вылезать из лодки не нужно, сама пошла ко дну. Мы все поплыли к берегу. Казалось, берег рукой подать, а его все нет. Страшно испугался, шашка цепляется за ноги. «Святой Николай, выведи!» Берег должен быть тут. Но его нет. Только надежда, что каждую минуту ноги ударятся о дно, держала меня. Показалось, что я плыл по крайней мере 20 минут, когда наконец рука ударила в камыши. Я опустил ноги, они тронули дно. Я выкарабкался. Тут уже сидели солдаты.

– Спасибо, святой Николай, что спас!

– При чем тут святой Николай? – спросил кто-то.

– Как – при чем? Я больше двадцати шагов никогда не плавал, и то голым.

– Эй, братец, врешь, ты только что проплыл больше ста шагов.

– Ста?! Так недаром я святого Николая благодарю, если бы я знал, то как камень ко дну пошел бы.

Дня через два, не подумав, я невероятного дурака свалял. Многие из наших купались. Мы с Аверченко взяли лодку и поплыли к концу нашего острова. Зачем, я сам не знаю. По крайней мере, на этот раз мы были голые. Обогнули остров. Вдруг слышим, кто-то кричит с другой стороны Днепра. Мы стали прислушиваться. На песке вдали стоит фигура.

– Это какой-то мальчишка! – говорит Аверченко.

Не слышно, что он кричит. Я, как дурак, повернул лодку к красному берегу. Никого там, кроме мальчика, не видно. Мы подошли поближе. Мальчик кричит, что он из Маячки, подводу его реквизировали, хочет домой. Мы подошли поближе. Кричу ему:

– Ты плаваешь хорошо?

– Хорошо!

– Плыви