Молодой господин у нас благородный и молчаливый. Как переехал сюда из Ногаты, все сидел в глубине дома да учился. Ни перед слугами, ни перед батраками своего превосходства не выказывал. Уж очень хороший он был!

В господском доме обычно-то жили только хозяйка да ее дочь, барышня Моёко, — недавно ей исполнилось семнадцать лет. Больше никого. Тоскливо у них было… Но когда позапрошлой весной приехал молодой господин, дом сразу оживился и нам даже работать захотелось… Да… А этой весной молодой господин окончил старшую школу в Фукуока (да не абы как, а лучшим учеником!) и получил первое место на вступительных экзаменах в университет. Вдобавок было объявлено о его помолвке с Моёко! Какая же радость воцарилась в доме Курэ…

А вчера (25 апреля) случилось вот что. Я слышал, что в Фукуоке, в большом европейском здании в Инаба-тё, проходило соревнование в речах на английском для учеников старших школ. Наш молодой господин должен был читать там речь от выпускников. Он собирался пойти туда в школьной форме, но госпожа попросила, чтобы он надел новенькую, студенческую. Молодой господин кисло улыбнулся — мол, рано мне щеголять в таком костюме, но госпожа заставила его вырядиться и проводила, вытирая слезы радости. Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Больше молодому господину уж не придется надеть ту форму…

На следующий день была запланирована свадьба молодого господина и Моёко, так что мы два дня даже не ночевали дома, старались все подготовить. Волосы Моёко завязали в такасимаду[85]. В зеленом кимоно фурисодэ с красными тесемками она превосходила красотою даже свою прабабку Муцуми, об этом все судачили наперебой. А какого она была кроткого нрава! Точно как в колыбельной поется: «Личико и нрав — вот твои сокровища, а богатства прочие — дело жениха». А про молодого господина что уж и говорить… Ему хоть всего двадцать лет исполнилось, но по разуму и поведению не каждый тридцатилетний с ним сравнится! Что же касается наружности — тут вы сами видели — впору задуматься, не из знати ли он. Пары такой не было во всей Хакате… И денег на свадьбу бессчетно потратили, ведь молодой зять входил в семью. На краю надела для молодых выстроили роскошный отдельный дом. Невесте накупили кимоно в «Киёя», первом магазине кимоно во всей Фукуоке! А что до угощения — вчера приехали люди из «Уокити», главного ресторана в Фукуоке. Вот как госпожа расщедрилась, чтобы отпраздновать свадьбу!

Вчера наш господин сказал, что на соревновании пробудет недолго и вернется самое позднее к двум. Пробило три, но он так и не появился. Молодой господин никогда бы так не оплошал, и я забеспокоился, не случилось ли чего, но мне отвечали: наверное, соревнование началось с опозданием, потому и пришлось задержаться. Однако до сей поры он был очень обязательным, и я все-таки волновался, но дел было невпроворот, и это меня отвлекло.

Погода в тот день, скажу я вам, переменчивая была. Все небо вдруг потемнело, и ясный весенний день вдруг стал мрачным, словно вечер. Госпожа, которая должна была стать назавтра тещей молодого господина, тоже что-то заподозрила. Она подозвала меня и, вытирая мокрые руки, сказала: «Итиро уже взрослый, должен бы сам все понимать, а его до сих пор нет! Сходи-ка поищи его». Тогда я отложил починку бамбуковых пароварок, выкурил сигаретку, надел соломенные сандалии и отправился. На часах было уже четыре. По узкоколейке я доехал до Нисидзин-мати, вышел в Имагавабаси и заглянул к младшему брату (он держит лавку дешевых продуктов). Я спросил, не видал ли он нашего молодого господина, и тогда брат с женой рассказали: «Два часа назад проходил мимо — шел пешком куда-то на запад, на поезд не сел почему-то. Мы его впервые видели в студенческой форме. Все наглядеться не могли, даже на улицу вышли! Хорошим зятем будет».

Вы же знаете, что наш молодой господин дым паровозов на дух не переносит, он и в школу пешком по рисовым полям ходил аж из Мэйнохамы! Говорил, что, мол, полезно для здоровья. Но от Имагавабаси до Мэйнохамы где-то один ри[86], чтоб добраться своими ногами, двух часов никак не надо.

Когда я отправился обратно, была уже половина пятого. Я шел вдоль национального шоссе и добрался до каменоломни, что находится на берегу моря неподалеку от Мэйнохамы. Там вырезают мягкий темный камень (его так и называют — песчаник из Мэйнохамы). Если поедете из Фукуоки или отсюда, обязательно увидите. Утесы на той каменоломне ну точно ширмы… И вот я заметил на их фоне фигурку в черной квадратной шапочке и студенческой форме.

Зрение у меня хуже некуда, но все-таки я не ошибся. Уже был закат. Я подошел поближе и разглядел молодого господина. Он сидел на камнях и держал в руках какой-то свиток. Я полез по наваленным камням и, когда оказался прямо над молодым господином, вытянул шею и заглянул в этот длиннющий свиток. Но он был абсолютно пустой! Ни строчки! А молодой господин пристально вглядывался в него, будто бы что-то искал.

Признаться, слыхал я о проклятом свитке, который будто несет беду роду Курэ. Да вот уж не думал, что он взаправдашний! Честно говоря, со зрением у меня совсем беда, потому-то я тянулся, надеясь потихоньку разглядеть все как следует. Но сколько ни тер я свои глаза, как был свиток пустым, так и остался!

Чудеса, да и только! Решил я спросить у молодого господина, что же такое он разглядывает, и быстренько спустился по камням. Сделал крюк для приличия и встал прямо перед ним, да только он не заметил меня и повернулся к закату — видно, крепко о чем-то задумался, держа обеими руками раскрытый наполовину свиток. Я откашлялся и окликнул его: «Молодой господин!» Тот удивился, долго смотрел на меня, потом улыбнулся, будто наконец узнал, и сказал: «Здравствуй, Сэнгоро. Почему ты здесь?» Затем он свернул свиток и перевязал его шнурком. Тогда я подумал, что молодой господин занят чем-то важным и потому рассеян. Я сказал, что хозяйка волнуется, и, указав на свиток, спросил, что это такое. Молодой господин слушал, задумчиво рассматривая гору Сэфури, но тут будто очнулся и, глядя то на меня, то на свиток, произнес: «Это? О, это очень важный свиток! Я закончу работу и вручу его императору. Никто не должен его видеть!» Сказав это, он положил свиток в карман