Шрифт:
Закладка:
Петер Аблингер
р. 1959
«Благовещение» для флейты, тенор-саксофона и фортепиано
YouTube
Яндекс.Музыка
Из четырёх евангелистов Благовещение описано только Лукой. Согласно первой главе его Евангелия, Бог направил ангела Гавриила в галилейский город Назарет к молодой девушке по имени Мария. «Он пришёл и приветствовал её: "Радуйся! Ты благодать и радость обрела, Господь с тобой!"»[260]. Новость, которую сообщает Марии ангел — о том, что ей предстоит стать матерью сына, который «…вовеки будет царствовать над домом Иакова, и царствию Его не будет конца»[261], — её смущение и смирение, их быстрый обмен репликами, — всё описано Лукой очень лаконично. Эта светлая, таинственная сцена буквально в дюжине строк проносится перед читателем, улетая прочь: «…и ангел её покинул»[262]. Короткий вопрос Марии — «Как же это произойдёт?»[263] — звучит и испытующим, и совершенно риторическим, полным непонимания и принятия своей судьбы одновременно.
Этот эффект балансирования противоположностей, взаимодействия полюсов — изумления и смирения, статики и полёта, эфемерности момента и величия чуда — одно из главных впечатлений слушателя от «Благовещения», инструментальной пьесы, написанной в 1990 г. австрийцем Петером Аблингером, одним из крупнейших современных композиторов. При первом прослушивании, однако, эта работа может показаться неподходящей своему названию: она лишена нежного, умилённого колорита, привычного нам по иконографии Благовещения, или «ангельских» звучностей, обычно связанных с высоким регистром и чем-то певучим и прозрачным. В пьесе не использован евангельский текст и нет намёка на связанные с праздником песнопения. При поверхностном слушании «Благовещение» Аблингера — типичная «сложная» современная музыка: около 20 минут сухой, рассыпчатой звуковой трухи, негромко шумящее облако хаотических сигналов, многие из которых не имеют высотности — это цоканье, постукивание, шуршание. У пьесы есть ещё один эффект: спустя несколько минут она вызывает чрезвычайно приятный отклик, причём физического характера, похожий на АСМР-ощущения499. Рассказывая о ней, Аблингер как-то обмолвился, что чувственная привлекательность этой работы — внешняя черта, с которой надо свыкнуться, чтобы хорошо расслышать её[264].
Импульсом к созданию «Благовещения» для него стала алтарная картина на тот же сюжет ренессансного живописца Доменико Венециано: важной фигуры художественной жизни Флоренции XV в. при Козимо Медичи Старшем500. Сейчас Венециано хуже знаком публике, чем его знаменитые ровесники — Филиппо Липпи или Фра Беато Анджелико501; о его жизни известно немного, кроме того, что он, вероятно, родился на севере Италии, учился рисованию там или во Флоренции, куда приехал в юном возрасте, а позже сотрудничал с домом Медичи — знаменитой аристократической семьёй, правившей в городе. До нас дошли немногочисленные работы, подписанные Венециано, но те, что известны, принадлежат к поразительным взлётам художественной культуры Раннего Ренессанса. Главная среди них — алтарь, написанный им для флорентийской церкви Санта-Лючия-де-Маньоли во второй половине 1440-х. Сейчас этот полиптих502 расчленён; основную его часть, изображающую Мадонну с Младенцем и святыми, можно увидеть в галерее Уффици во Флоренции, а доски, составлявшие так называемую пределлу — ленту из небольших изображений горизонтального формата, располагавшихся в нижней части алтаря, — находятся в музеях Вашингтона, Берлина и Кембриджа. «Благовещение»503 — одна из них, красовавшаяся в центре пределлы. Эта небольшая работа изображает традиционную мизансцену: Гавриила — склонённого на одно колено, несущего белую лилию в левой руке, а правую поднявшего в мягком ораторском жесте — и стоящую перед ним Марию. Сложив на груди руки, она спокойно слушает, скользя взглядом по квадратам мраморного пола в залитом солнцем внутреннем дворике, где происходит встреча. Жест, подобный тому, в котором сложена рука ангела, часто использовался для обозначения прямой речи, но при рассматривании картины кажется, что на ней запечатлён миг тишины. Светлая, свежая, прохладная палитра, типичная для Венециано и наталкивающая искусствоведов на предположение о североитальянских корнях его искусства[265], создаёт ощущение утреннего часа. Между Марией и Гавриилом как будто нет взаимодействия: герои не смотрят друг на друга, но необъяснимо остаются частью одного и того же бесконечно растянутого момента.
Самое замечательное в картине Венециано — и именно то, что обратило на себя внимание Аблингера, — её строение. По неизвестной причине доска с «Благовещением» в какой-то момент была обрезана слева, что грубо нарушило симметрию композиции, но оценить её можно и сегодня: зрение буквально купается в совершенной архитектуре этой работы, безукоризненной линейной перспективе, триумфально конструирующей иллюзию трёхмерного пространства на плоскости доски. Лоджия с колоннадой, симметричные квадратные окна, ритм карнизов и цоколей, крупный орнамент пола, обрамлённая колоннами круглая арка и дорожка, лучом уходящая вглубь, — взгляд по ней катится к точке схода линий: окружённой цветами запертой двери сада, напоминающей о невинности Марии504. В этом храме геометрии две фигуры выглядят одновременно очень одинокими и очень живыми. Текучие драпировки их одежды, позы, положения рук вроде бы гармонично вписаны в кристаллическую решётку пространства вокруг, но в то же время вносят в него ту долю спонтанности, которая делает «Благовещение» Венециано картиной, а не архитектурным чертежом. «В глубочайшем противостоянии симметричной ренессансной архитектуры и свободной "жестикуляции" ангела и Девы Марии [на картине Венециано] я увидел отражение своих собственных размышлений», — писал Аблингер[266]. Эти размышления, в первую очередь, связаны с отношениями идеальной, утопической структуры и элемента случайности в художественном тексте.
Петер Аблингер родился в 1959 г. в маленьком городке в Верхней Австрии. Его путь не совсем обычен для «классического» композитора; он окончил художественный колледж в Линце и неоднократно говорил, что с визуальным искусством его проекты связаны надёжнее, чем с академической музыкой; пять лет учился как джазовый пианист в Граце, а потом получил композиторское образование в Вене. Своими главными «учителями», однако, Аблингер называл художников — Герхарда Рихтера, Барнетта Ньюмана и Антони Тапиеса505. Его работы — это не только оркестровые, вокальные и электроакустические концертные сочинения, но и инсталляции, мультимедийные проекты, звуковые пространства и ситуации, выходящие на территорию саунд-дизайна или сенсорного эксперимента. Один из главных объектов исследования для Аблингера — феномен человеческого восприятия звука, а основной строительный материал — особым образом использованный шум.
Луиджи Руссоло, «Risveglio Di Una Citta»
Шум может казаться противостоящим самой идее музыкального; по сей день для многих музыка — это то, что не шум. В то же время потребность композиторов обращаться к шуму далеко не нова. Более столетия назад манифест итальянского футуриста Луиджи Руссоло «Искусство шумов» (1913) с задиристостью, характерной для художников его круга, воспевал звон трамваев, гул моторов и автотранспорта как аудиосреду,