Шрифт:
Закладка:
- Ты же сам меня отвлекаешь! - возмутился инженер.
- Так ты сделаешь?
- Сделаю.
- Отлично. Тогда я на всякий случай заберу у тебя пешку.
- Так ты специально, - начал было Нетреба, но его прервал напряженный крик Антонова:
- Тихо!!
Командир никогда не кричал. И Володя, и Нетреба хорошо знали это. Поэтому этот напряженный, даже злой крик сразу же заставил забыть их про шахматы. Сердца у них сжались в предчувствии новой беды. Стало так тихо, что тиканье часов казалось ударами молотов. Но Антонов все-таки еще раз повторил:
- Тихо! - И уже совсем негромко добавил: - Земля говорит.
При всем своем желании Нетреба так и не мог вспомнить, как он оказался на центральном посту возле радиостанции. Наверное, в своем стремительном полете он ударился обо что-то потому, что потом обнаружил у себя на затылке большую шишку. Володя, каким-то образом оказавшийся впереди него, обернулся и с выражением ярости на лице зашипел:
- Тише!
Нетреба затаил дыхание и замер на месте, боясь пошевелиться. Он весь, целиком превратился в слух. Сначала он услышал гулкие и частые удары своего сердца. Они были так громки, что он ужасно испугался - не услышит из-за них ничего. Но он все-таки услышал. Это был слабенький, но четкий женский голос с дикторскими интонациями. Сначала он слышал только звук голоса, потом понял, что говорят по-русски, хотя еще просто не имел сил, чтобы вникнуть в смысл речи, и, наконец, со вздохом облегчения разобрал:
«…Хор детского сада двадцать шесть».
Рояль неторопливо проиграл простенькое вступление, и детские голосишки нестройно, но очень старательно запели о пушистых зайцах, которых никак не хотел пустить на стадион сердитый еж. Несмотря на то что песенка то тонула, то снова всплывала в волнах помех, можно было отчетливо разобрать, как одни ребятишки пели азартно и громко, другие - тихонько и стеснительно, что и создавало впечатление нестройности, хотя пели очень дружно. За песней так и виделись напряженные позы и глазенки, внимательно-внимательно, несмотря на азарт или смущение, следящие за руками руководительницы хора, которая конечно же была весьма пожилой и почтенной женщиной.
Как добралась до корабля эта детская передача? Какие капризы космоса так круто повернули стремительный бег электромагнитных волн? Отразились ли они от метеорного потока или их увлек в сторону газовый хвост земли?
Нетреба негромко кашлянул, и Володя, не оборачиваясь, погрозил ему пальцем.
«А сейчас Миша Синицын… Миша, иди сюда… Вот так… Сейчас Миша Синицын прочитает стихотворение».
Почти без паузы чистый, задорно-радостный, прозрачный, как ключевая вода, голосок даже не заговорил, а почти выкрикнул:
«Я по травке на лугу
В белых тапочках бегу,
А трава хорошая,
Ну-ка, тапки сброшу я.
Ой, трава щекочется!
Мне смеяться хочется!»
Володя, жадно слушавший эти нехитрые слова, услышал позади себя какие-то странные звуки. Он со злостью обернулся, готовясь мимикой не то что разругать, а буквально разорвать Нетребу на части… и замер. Увиденное потрясло его так, что он на мгновение забыл даже о голосе Земли. Горло его сжалось, он стиснул зубы и с трудом проглотил слюну.
Всегда спокойный и невозмутимый Нетреба, приткнувшись плечом к стене, тяжело и тихо плакал, неумело вытирая большой ладонью сморщенное, как от сильной боли, лицо. Шарики слез срывались с его руки и веселыми, искрящимися росинками расплывались по воздуху…
А потом голос Земли стал тускнеть и гаснуть, его все больше захлестывали сухие волны шорохов и тресков, этих мрачных голосов космоса. Все реже и реже сквозь эти помехи пробивались то женский голос, то кусок музыкальной фразы, то обрывок песенки. Так птичьи трели пробиваются сквозь шум леса во время свежего ветра. Наконец голос Земли умолк совсем, остались только мертво шуршащие и скрипящие помехи. Почему-то казалось, что они звучат все громче и громче, и сам воздух начинает скрежетать и хрустеть на зубах, как песок. Антонов протянул руку к пульту радиостанции. Щелкнул один выключатель, другой, третий… Наступила тишина.
Наверное, это был хороший сюжет для картины художника, увлекающегося космической тематикой: мягкий свет, округлые стены, бездна приборов и механизмов. Возле радиостанции в самых причудливых позах, прямо в воздухе - трое людей. На их лицах глубокое раздумье. Сейчас, только сейчас, они зримо, осязаемо почувствовали, как тонки нити, связывающие их с Землей. И как легко они могут разорваться. Совсем. Навсегда.
ДЬЯВОЛЫ
Пролог
Советский посол в одном из молодых африканских государств просматривал корреспонденцию, когда в дверь постучали и в кабинет вошел секретарь.
- Извините, Иван Макарович, но какой-то чудак непременно хочет видеть вас. - Он чуть улыбнулся. - И притом немедленно.
- Направьте его к Мелконяну, - не отрываясь от бумаг, проговорил посол.
- Я пробовал. Но он хочет видеть именно вас.
Посол вздохнул:
- Говорит, что речь идет о деле государственной важности? Местный житель? Иностранец?
- Да наш советский инженер. Работает здесь по контракту, руководит строительством дороги через самые дебри. Некий Горохов Степан Прокофьевич.
Почесывая бровь концом авторучки, посол задумался.
- Государственное дело? - усмехнулся он.
Секретарь молча развел руками.
- Ну хорошо. Пусть войдет.
Секретарь вышел из кабинета, а посол отодвинул бумаги и откинулся на спинку кресла. Почти тотчас дверь открылась снова, и в кабинет вошел рослый плечистый мужчина лет тридцати пяти, курносый, с добродушным упрямым лицом. В руках он держал потертую, но еще добротную сумку военного образца. «Типичный россиянин», - подумал посол.
«Россиянин» поздоровался и замялся возле двери.
- Слушаю вас, - ободрил его посол.
Горохов просто и совсем не смущенно улыбнулся.
- Да тут и рассказывать-то особенно нечего, - заметно окая, сказал он, - вот, смотрите сами.
Подойдя к столу, он расстегнул сумку, вынул из нее небольшую шкатулку черного дерева и положил перед послом. Тот терпеливо ждал продолжения, но Горохов, по всей видимости, считал свою миссию исчерпанной. Он лишь улыбнулся и деловито поощрил посла:
- Смотрите, смотрите!
Посол скрыл улыбку, предложил своему оригинальному посетителю стул и пододвинул шкатулку к себе. Она была легкой и неслышно скользнула по стеклу, которым был покрыт стол. Несколько секунд посол рассматривал шкатулку, а потом, пожав плечами, нажал кнопку запорного устройства. Мягко откинулась крышка. Внутри шкатулки на черном бархате рядком лежали три белесых камня, величиной с грецкий орех каждый. Некоторое
