Шрифт:
Закладка:
Он с трудом поднялся с оттоманки и, согнувшись, мелкими шажками добрался до стола. Села за стол и старуха. Зять откупорил бутылку, спросил:
— Налить, батя?
— Налей, — кивнул старик и, покосившись на старуху, укоризненно глядящую на его стопку, быстро добавил: — Чуток налей, много-то мне нельзя.
Выпили, и старик с удовольствием заметил, как зять разом опрокинул в рот стопку, потом начал быстро и аккуратно черпать из тарелки суп, перед вторым выпил еще стопку и отодвинул ее.
— Может, еще? — сочувственно спросил старик.
— Все, — ответил зять, — хватит.
— Магазин-то у нас сегодня без перерыва, — подмигнул старик.
Старуха не выдержала.
— Ты уж думаешь, что все, как Борька твой, — обратилась она к старику.
— Ничего я не думаю и думать об нем не хочу, — отмахнулся старик, потом пояснил зятю: — Это племянник мой, иногда в субботу к нам из Волосова приезжает. На рыбалку.
— Тоже рыбак, — покачала головой старуха, — напьется с утра и весь день песни орет. Прямо слушать тошно. Хоть из дому беги.
— Руки у человека золотые, — вставил старик, — зарабатывает слава богу, мог бы жить по-человечески, все б иметь мог, а он… Кроме водки ни об чем заботы нет!
— А сейчас молодым вообще ничего не надо, — сердито сказала старуха, — лишь бы погулять. Это раньше все — дом, хозяйство…
— Вот-вот, — закивал старик, — я и говорю — одна гулянка в голове. Приедет, напьется, а потом еще приставать начнет, чтоб ему на пол-литра дали. А не дашь — чуть в драку не лезет, как только не обзовет… Я ему в прошлый раз утром, как он уезжал, так и сказал: «Знаешь что, Борис, чтоб ты к нам больше не приезжал. Видеть тебя не хотим больше. Вот так…» А то, честное слово, как приедет, так нам со старухой житья от него нет…
— Ну хватит об нем, о пьянице, — отрезала старуха.
Дослушав стариков, зять встал из-за стола, сел у порога, опять надел высокие, черные, из матовой толстой резины сапоги и вышел.
Старики за обед притомились. Кое-как дотащившись до постелей, они снова легли и начали дружно думать о пьянице Борьке, о том, как он, пьяный, каждый раз скандалы в доме устраивает, ни за что оскорбляет их, о том, что старик правильно сделал, что прогнал его, и он, слава богу, поэтому и не приехал сегодня…
Так лежали старики в согласном молчании, и оба одновременно подняли вверх глаза, когда в потемневшей горнице — будто кто-то снаружи накинул на избу темное покрывало — по низкому потолку раздались шаги. Шаги были тяжелые, размеренные, из одного угла, от печи, до другого, к иконе. И обратно. Потом шаги затихли и снова раздались, уже над головой старика, и тут, где доски потолка прогнулись, звучали совсем близко, громко и со скрипом. И снова замолкли, и опять прозвучали, уже над старухой.
Поводя глазами по потолку, старики сначала удивились: «Кто ж это там, наверху?», потом сообразили и стали ждать. Шаги исчезли где-то за печью, и тотчас дверь в горницу открылась и в угол прошел зять. Звякая рукомойником, он начал споласкивать руки.
— Чего ты там делал-то, на чердаке? — не выдержал старик.
Зять стряхнул с рук в раковину капли и, встав к старикам боком, принялся тщательно вытирать руки о повешенное у рукомойника полотенце.
— Крыша-то гнилая, — после молчания сказал он.
— Какая ж гнилая? — часто заморгал глазами старик. — Недавно крыли.
— Дыры везде, — глухо отозвался зять и, опять помолчав, добавил: — Плохо вы за домом смотрите.
— На наш век хватит, — обиделась старуха.
Зять повернул лицо. И неожиданно громко и раздраженно проговорил:
— На ваш-то, может, и хватит…
При этом он хотел что-то еще добавить, но только крепко сжал губы…
Старик взглянул на него и обмер: под высокими скулами зятя выставились, как два больших кулака, желваки, а глаза его в темном углу сверкнули на мгновенье желтым волчьим блеском… Ни слова больше не говоря, он вышел, с силой захлопнув за собой двери.
«Старуха, ты слышала, видела, поняла?! — безмолвно крикнул старик. — Дураки мы с тобой, дураки старые!..» — «Уж точно дураки», — длинно и тяжело вздохнула старуха.
И оба застыли, придавленные одной невидимой и холодной, как каменная плита, тяжестью.
Вскоре зять снова появился в горнице. Он, видимо, отошел и теперь со спокойным побледневшим лицом сел на лавку возле печи и, опрокинув перед собой табурет, начал приколачивать к сиденью еще раньше замеченную им шатающуюся ножку.
Но со своих высоких подушек старуха теперь с поджатыми губами, напряженным и подозрительным взглядом следила за каждым его движением, а старик закрыл глаза, и в голове его потянулись тягучие, ставшие этой осенью привычными мысли о доме, о давно написанном на имя Галины завещании, о неотвратимой смерти и, взглянув из-под прикрытых век на все колотящего молотком по табурету зятя, он подумал с тоской: «Приехал бы Борька, выпили б с ним. Может, веселей бы стало…»
ПАШКА
До самого вечера в доме Журавлевых только и разговоров было что про неожиданных гостей и про Пашку. Семен Журавлев расхаживал по избе из угла в угол и, дымя папиросой, улыбаясь, говорил:
— Это надо ж, чего только в кино не придумывают! Кого не снимают только!..
— А нам-то что? Нас попросили — мы и дали, — отозвалась из кухни жена Семена Зинаида, замешивая в большой кастрюле тесто для воскресного пирога, — пусть хоть жука навозного приручают!.. Нам от этого только хлопот меньше, а то, честное слово, надоело каждый божий день из-за Пашки печку топить… Такая ненасытная стала — полный котел картошки зараз поедает… А когда еще молодую копать начнем? Опять же, шестьдесят рублей на дороге не валяются…
— Так это понятно, — соглашался Семен и, довольно посмеиваясь, вспоминал, что произошло сегодня.
А произошло вот что. Днем, возясь в сараюшке с лодочным мотором, он вдруг услышал, как к дому их, первому с края деревни, кто-то подъехал. Семен выглянул во двор и увидел на дороге перед калиткой желтый «рафик» и выходящих из него солидного мужчину в темных очках и худенькую, со строгим лицом девушку в брюках. Из огорода появилась Зинаида, тихонько шепнула мужу:
— Кто ж это такие?
— Может, какая комиссия, — сквозь зубы процедил Семен.
Между тем приехавшие открыли калитку, вошли во двор и, поздоровавшись, спросили, кто тут будут хозяева.
— Ну мы, — кивнул Семен.
— Тогда скажите, пожалуйста, — обратился к нему мужчина, — вы свинью у себя держите?
— Ну держим, — опять кивнул Семен, напряженно всматриваясь
