Шрифт:
Закладка:
Чувствуя на лице обжигающее дыхание громадного зверя, а сверху его непомерную тяжесть, что вот-вот раздавит, невр обхватил волка руками. Едва сумел свести вместе пальцы у него за спиной.
Перед глазами поплыли красные пятна. В груди резко стало не хватать воздуха. Собрав остатки сил, Таргитай сдавил грузное, мохнатое тело.
Внутри, казалось, натянулась каждая жилка, затвердели все мышцы, выжимая последние капли сил. Он сдавил ещё сильнее.
– Я же бог, – промелькнула в затухающем сознании мысль. – Я же бог… Я на Ящере землю пахал…
Сквозь стук молотов в ушах невра прорезался тихий хруст. Волк взревел. Голос звучал почти как у человека – отчаявшегося, озверевшего, утратившего всё, что оставалось общего с людьми.
Таргитай перебросил отяжелевшие руки на горло и снова стиснул, чувствуя, как под пальцами скользит влажная от пота шерсть. Сжимал до тех пор, пока тело волка не обмякло.
С надсадным рёвом сбросил с себя мёртвого зверя. Распластавшись на спине, он стал жадно хватать ртом воздух.
Луна скрылась за единственной тучей. Над головой нависает бескрайнее небо, там сияют сотканные из звёзд фигуры дивных зверей, птиц.
Прямо над Таргитаем, в недостижимой вышине замер в прыжке гигантский пёс. Рядом – одетый в шкуру охотник с дубиной. Поодаль светится огромная медведица. Вместе с лосем бежит прочь, но в то же время – застыла в чёрно-угольном небе.
Дудошник застонал, перевернулся на живот. Упёршись ладонями в землю, медленно поднялся. Это стоило колоссальных усилий. Ноги, руки и всё тело гудит, словно по нему неустанно колотили дубинами.
Что-то выскользнуло из-за пазухи. Таргитай нагнулся, пальцы нащупали в темноте дудочку.
Прижав к груди, такую родную, словно любимого ребёнка, он уселся на землю. На миг певец даже услышал, как растёт трава, как шелестит её стеблями ветер. Услышал, как ночь шепчет что-то на странном и диковинном языке. Сердце подсказало, что дух Громобоя обрёл долгожданный покой.
Он принялся негромко играть. В голове кипит хаос из мыслей и чувств. От необходимости убить сородича Тарха захлестнула печаль. Это чувство стало выливаться в тихую мелодию. Но вот теперь внутри него что-то играет само – его сердце, а может, душа, искорка Рода, как называет это Олег.
Когда наступило облегчение, он убрал сопилку за пазуху. Посмотрев на лежащее перед ним тело волка, с тяжким вздохом снял с пояса нож и принялся отрезать зверю голову. Резал долго и неумело, перепачкал руки кровью до локтей. Делать это Мечом Гардея показалось кощунством.
Теперь огромная лобастая голова волка у него в пятерне. Взгляд остекленел, мутно-жёлтые глаза почти целиком закатились. Зубы толщиной в палец уже никому не причинят вреда.
Вытащив из кармана холщовый мешок, невр спрятал трофей. Тело волка оттащил в сторону от дороги и завалил камнями, соорудив подобие кургана.
Когда на востоке появилась полоска рассвета, дударь на негнущихся ногах двинулся по тропинке назад к постоялому двору. Всё время, пока шёл, зевотой едва не выворачивало челюсти.
Он мечтает об одном – завалиться на лавку, а ещё лучше на тёплую печь, укрыться с головой мягкими шкурами…
Сивка-Бурка бодро цокает копытами рядом, чёрно-серая, как сумерки, сверкает золотистой гривой. Тихим ржанием приветствует рассвет.
Глава 6
Пока спускались, Таргитай засыпал на ходу. Несколько раз валился прямо на тропинку покемарить, и Сивке-Бурке приходилось тыкаться ему в голову носом, ржать над самым ухом, чтоб добудиться.
Невр вставал и полусонный покорно шёл дальше. Один раз кобылица не смогла разбудить, дудошник храпел, как коней продавши. Тогда Сивка, встав на дыбы, сиганула ему копытами на то место, где спина зовётся уже иначе.
Невра подбросило. Очи на выкате, сердце бешено ухает, но сна уже ни в одном глазу.
– Фух…– пробормотал он, – приснится же невесть что. Кстати, а где это стучат?
Пока спустились, уже рассвело. Над горизонтом показался огненно-розовый краешек солнца, начал стремительно подниматься, словно громадный огненный медведь из небесной берлоги. В мир принялись возвращаться краски.
Степан, когда проснулся и увидел храпящего Таргитая с окровавленным мешком в обнимку, принялся рвать и метать.
– Как ты мог?! Почему ходил без меня?
– Ты спал так крепко, не хотел будить, – промычал невр в ответ, не открывая глаз. – Хотел закончить быстрее, чтоб мы уже сегодня отправились взад.
Степан в бессильной злобе сжал кулаки, посмотрел на дударя с сожалением – что нельзя набить морду. Бывший разбойник слишком хорошо помнит, как невр управляется не только с оружием, но и работает кулаками. Да и друг всё-таки. Тарх уже открыл глаза, устремил на него всё ещё мутный от недосыпания взгляд.
– В Аргоне, – продолжал дудошник лениво, – мы как сыр в масле. Отдельные покои, мягкие девки… тьфу, то есть матрасы, простыни шёлковые… А тут что – клопы, тараканы да жёсткое ложе из дуба. У тебя на роже вон кольца отпечатались, можно возраст дерева прочитать. А еще вон вижу – на подушке блоха дохлая.
Степан отмахнулся.
– Ты б видел, какие ей похороны ночью закатили. Со всей корчмы тараканы сбежались.
Таргитай посмотрел заботливо:
– Надо было тебе спать на улице. Там блох точно нет.
– Тьфу на тебя, – сказал Степан обвиняюще. – Пошли лучше вниз, потребуем с хозяина бесплатный завтрак.
– Думаешь, даст? – спросил Таргитай с надеждой.
– Мы заплатили столько, что неделю можно кутить, – напомнил Степан.
***
В Аргону отправились в тот же день. Назад вышло быстрее, чем, когда скакали в эти горы.
Сивка-Бурка, словно радуясь возможности вернуться домой, мчалась ещё шибче, ещё выше над землёй, да так, что каждый раз, приземляясь на привал, Степан с Таргитаем от холода стучали зубами и указывали друг другу на посиневшие физиономии и искорки инея на бровях.
В итоге добрались за четыре дня. Степан категорически отказался снова идти к Яге, ему и первого раза хватило. Поэтому Таргитай, едва добрались до знакомого леса, хлопнул диковинную кобылицу по крупу, и она, коротко заржав на прощание, унеслась прочь. Вскоре растворилась среди деревьев.
Пока шли по обочине к вырастающей впереди городской стене, по дороге из Аргоны проносились группы всадников, шли, позвякивая доспехами, пешие войска.
В воздухе стоит конское ржание, топот, зычные крики воевод. Под копытами проносящихся коней взвивается пыль.
Таргитай обеими руками прижимает мешок к груди, точно боится, что украдут. Тревожно поглядывает на идущие из широко распахнутых ворот ряды воинов, подводы с провизией, оружием, походными кузнями, котлами и прочей кухонной утварью.
Степан тоже провожает их хмурым взглядом, качает головой. Рука машинально щупает рукоять меча, он проводит кончиками пальцев по кожаному панцирю