Эх, не тебя я ждала, совсем не тебя.

«Я бы не прочь с тобой увидеться. Лично».

Без особого энтузиазма, чисто из вежливости отвечаю ему:

«Так ты же в другом городе живёшь?»

«Я что-нибудь придумаю».

Ещё тебя мне не хватало для полного счастья.

Допиваю остывший чай и помогаю маме готовить ужин.

* * *

С самого утра в универе Дина сама не своя. Задумчива. Немногословна. И одновременно какая-то дёрганная. Как будто пытается что-то мне сказать, но не решается. Отсиживая нудные лекции по социологии, на большой перемене отправляемся в столовую.

— С тобой-то чего? — обращаюсь к подруге, когда мы с ней занимаем для всей нашей компании места за столом . — Давай из нас двоих хотя бы у тебя будет нормальное настроение? А то совсем тоскливо.

— Лиль, только не убивай, — виновато поднимает на меня глаза.

— Смотря, что ты сделала, — пытаюсь выдавить шутливую интонацию.

— Кажется, это я проболталась про твоего отца…

Глава 38. «Любить. Дружить. Мечтать»

Лиля.

— Что значит «кажется»? И что значит «проболталась»? — смотрю на Дину и просто не верю своим ушам.

— Там такая история…

— Дин, ты себя слышишь? — наклоняюсь ближе. — Я Артёма обвинила в том, чего он не делал, — мгновенно начинаю ощущать эмоциональную тяжесть. На плечи как будто невидимый груз опустился. — Я же звонила тебе, когда ехала в тот вечер в такси. Я же обо всём тебе рассказала. А ты меня утешала. И что-то я не помню твоих признаний, что это с твоей стороны могла произойти утечка информации.

Дина предпринимает несмелую попытку что-то ответить, но я её перебиваю:

— Почему ты молчала все эти дни?

Ведь молчала не только Дина, но и мы с Артёмом молчали по отношению друг к другу. И это невыносимое отсутствие какой-либо коммуникации между нами до сих пор ломает меня изнутри. И если позиция Артёма понятна, то я — настоящая трусиха, которая столько раз еле сдерживала себя, чтобы позвонить ему или написать.

— До меня только вчера вечером дошло, что это могла быть я. Как током шибануло, когда поняла.

Отвлекаемся на присаживающихся за стол, смеющихся Карину и Машу. Они что-то с интересом смотрят в телефоне, поэтому наш разговор с Диной можно продолжить, не боясь, что они нас услышат:

— В смысле «дошло»? — понижаю громкость голоса. — Ты не в себе, что ли, была, может, под действием гипноза, когда решила выдать мою подноготную Тимуру?

— Лиль, — Дина перебирает бусины браслета на руке, — я проболталась не Тимуру, а Лёше.

— Лёше? Он тут причём?

— Это вышло случайно. Мы с ним как-то сидели в моей комнате. Смотрели фильм. Пили вино. Болтали. Я даже не помню о чём конкретно. Всплыла какая-то тема. Что-то про алкоголь и алкоголизм. Лёша рассказал мне про своего дядю, как семья пыталась неоднократно его кодировать. А я возьми да ляпни, что и у тебя папа… — замолкает, прикусив губу. — Мы не акцентировали особо на этом внимание. Просто…

— К слову пришлось, — безэмоционально помогаю Дине закончить фразу.

— Ну да.

— Только вот маленькая несостыковочка. В кафе со мной любезно беседовал не твой Лёша, а Тимур. Или, может, в вашем многоэтажном доме такая плохая звукоизоляция, что даже сквозь стены нескольких подъездов разговоры можно по-соседски подслушать?

— Я вчера Лёшу прижала, расспрашивала, мог ли он кому-то рассказать? — оставляет в покое браслет. Не знает, куда деть свои руки. — В общем, он на рыбалку ходит с одним парнем, который, как потом оказалось, с Тимуром сейчас в одной компании вращается…

— То есть мало того, что ты Лёше проговорилась, так ещё и Леша зачем-то кому-то растрепал о моём отце, пока рыбку ловил?

— Лёша сказал: «А что такого? Я ж не знал, что это какая-то тайна. Я так, упомянул между делом», — Дина пристыженно опускает глаза.

— Зашибись. Ну вы даёте. Чем ещё ты с Лешей поделилась? Какими моими секретами? Выкладывай, чтобы я морально была готова.

— Лиль, больше ничем. Клянусь. Ты же знаешь, я всегда на твоей стороне, за тебя любого порву. Я так лажанула в этот раз, прости. Язык мой — враг мой. Хочешь, я Артёму сама позвоню, всё объясню?

— Нет, спасибо, ты уже объяснила. И помогла. Очень, — встаю из-за стола.

— Лиль…

— Девушка, могу взять стул? — слышится за моей спиной.

— Можете, он свободный, — не обращая внимание ни на Дину, застывшую с открытым ртом, ни на Карину с Машей, в недоумении на меня смотрящих, выхожу из столовой.

Шагаю, куда глаза глядят, без какой-либо конечной цели в голове. В одну секунду торможу у первого попавшегося окна. Присаживаюсь на широкий подоконник. В нерешительности кручу в руках телефон. До конца перемены ещё есть время. Поэтому надо решиться сейчас, а то каждая минута, откладываемая на потом, как будто отдаляет меня от Артёма ещё дальше.

Извиняться всегда сложнее. Проще обвинять в чём-либо. Слова обвинений и претензий вылетают легко, на эмоциях. А вот извиниться — целая наука. И честно сказать, я в ней не особо сильна. Так как привыкла больше обороняться, чем раскрывать душу. Ведь признаться в том, что была не права, своего рода откровение.

Выдыхаю. Не думать ни о чём. Просто набрать номер. А дальше всё будет зависеть от того, ответит ли Артём на мой звонок, что он мне скажет, с какой интонацией.

Вот, уже анализировать начинаю.

Ещё раз выдыхаю. Пара комбинаций клавиш по дисплею. И звонок улетает. И, как специально, сопровождается ужасными, длинными, раздражающими гудками.

Абонент «Артём» не отвечает. Два раза.

Моральный груз на моих плечах становится ещё тяжелее. И настроение из «просто тоскливого» трансформируется в «ниже плинтуса опустившееся». Разворачиваюсь лицом к окну. Унылое серое небо. Снег. Размашистый. Хаотичный. Противный. Сырой. Точно придётся шапку свою дурацкую надевать.

А кто-то без шапки ходит. Морозит свои оттопыренные уши. А я бы их руками согрела… И сама бы согрелась, уткнувшись в широкое мужское плечо. Но, «мужское плечо» где-то далеко и трубки брать не хочет. Так что правильно говорят: сама дура виновата.

Всё, соберись. На лекции пора.

Оставшаяся