– Ты чего, Шинкарева боишься? Он сам по ночам ловит.

– Дак он хозяин, – сказал Парфенов.

– Директор совхоза – лицо общественное. И рыба тоже есть общественное достояние, – уверенно рассуждал Стенин. – А перед обществом мы все равны. Стало быть, если директору можно ловить рыбу по ночам, то и нам не возбраняется.

– Так-то оно так. Но увидят – неудобно.

– А твое дело сторона. Я старший по званию, я и отвечу. Размотали бредень, подивились его длине.

– А мотня-то, мотня какая! – восторгался Стенин. – В ней и рыбу-то не найдешь, как блоху в ширинке у старого деда.

– Попалась бы… Небось прищучим, – сказал Дезертир.

Лейтенант стал снимать китель и брюки.

– А ты чего штаны снимаешь? Холодно, – сказал Стенин.

– Дак я ж на дежурстве. А вдруг кто вызовет?

– Куда тебя вызовут?

– Мало ли куда… Неудобно в мокрых штанах бежать.

– Неудобно только с пустым карманом в пивную заходить…

Дезертир взялся за водило и решительно пошел на глубину, пошел прямо в чем был: в рубахе, в брюках, сапогах.

– О, видал, какой водолаз! Правильно! Давай на заброд – тебя рыба не боится. От тебя вроде бы тиной пахнет, – командовал Стенин. – А ты, Вася, от берега заходи. В случае чего телефон принесут из пожарки – я тебе трубку протяну.

– Гляди не накаркай. – Парфенов остался в исподней рубахе и кальсонах, форменные брюки и китель аккуратно сложил, как в казарме по отбою, да еще фуражкой прикрыл их. А пистолет и планшетку отдал Стенину.

Только они погрузились в воду, как из пожарки прибежал дежурный пожарник:

– Товарищ лейтенант, вас срочно к телефону!

– Что такое? Кто зовет? – спросил Стенин.

– Полубояринов, зубной техник…

– Ах, этот писатель-утопист! Чего ему, жалобу не знает на кого подать? Или новый проект строчит – как из лягушек патоку варить?

– Говорит, у них Чиженок скандалит…

– Подумаешь! Словом стекла не вышибешь, – изрек Стенин. – Скажи ему – за язык милиция еще не привлекает. А ты давай, давай! Тяни! – крикнул он распрямившемуся было из воды Парфенову. – Постой! – остановил Стенин пожарника. – А откуда Полубояринов знает, что Парфенов у нас?

– Сторож сказал… Ну?

– А ты?

– Что я?

– Ты поди пояснил – рыбу ловит?

– Дак он спрашивает…

– Дурак! Ступай. Гунькин, держи водило ниже! Прижимай его ко дну! – крикнул он, обернувшись к рыбакам.

– И так уж подбородок на воде, – ответил Дезертир, отплевываясь.

– Окунай и голову, все равно в баню редко ходишь.

– Вода вонючая.

– Вода не дерьмо, не прилепится.

Первый заброд оказался удачным: в необъятной мотне, облепленной ослизкой ряской, затрепетали упругие карпы.

– Гунькин, заноси от воды-то! Поджимай мотню! – кричал и суетился с ведром Стенин. – Вась, слышишь? Встряхни сетку-то! А то ни черта не видно в этой слизи…

Парфенов и Дезертир кинули водила и, бросившись на колени, азартно хватали, прижимали ладонями к земле прохладных скользких рыбин.

– Вот это лапти, вот это ошметки, – приговаривал Стенин и тоже елозил на корточках, хватал трепетавших, белевших во тьме карпов.

Когда рыба была уложена в ведро, а бредень очищен от ряски и занесен для нового заброда, прибежал опять пожарник:

– Товарищ лейтенант, звонят! Просят вас и грозятся…

– Ну и что? А ты зачем пришел? Тебе что, делать нечего? – набросился на пожарника Стенин.

– Надо бы сходить… Неудобно, – сказал Парфенов. – Вдруг там что-нибудь случилось?

– Да что там случится? Ты что, не знаешь этого склочника? Давай заходи по второму заброду.

– Нет, надо все ж таки брюки надевать…

– Еще чего! А рыбалку бросить, да? Сходи в кальсонах, отматери его по телефону и – назад…

– Ну, ладно…

Парфенов так и пошел в мокрых кальсонах и в исподней рубахе к телефону.

– Что случилось? – строго спросил он в трубку.

– А кто со мной разговаривает? – донеслось с другого конца.

– Ну я, участковый Парфенов.

– Товарищ участковый уполномоченный, вы там рыбку в пруде ловите, а здесь смертоубийство готовится.

– Какое смертоубийство?

– С топором в руках… Чиженок ломится ко мне в дверь, то есть к Полубояринову.

– Как ломится?

– Ну так… Топором грозится.

– А что, дверь попортил?

– Всю дерматиновую обшивку изрезал.

– А дверное полотно не изрубил?

– Нет… Только, говорит, выломлю дверь и головы порублю.

– Ну, за слова не привлечешь. А за то, что дерматин порезал, наутро оштрафуем. Так и передайте ему. А если дверное полотно изрубит, посадим на пятнадцать суток…

– Дак вы заберите его!

– Пока еще не имею права.

– А тогда поздно будет.

– Товарищ Полубояринов, не торопите события и не подстегивайте милицию. Мы сами знаем, что надо…

Когда лейтенант Парфенов вернулся на берег пруда, капитан Стенин уже раздувал костер, а Дезертир в одних кальсонах чистил рыбу. На кольях у костра были напялены его штаны и рубаха.

6

Рано утром Павел Семенович подал жалобу начальнику милиции: «В ночь с 19 августа на 20 наш сосед Чиженок, будучи выпивши, при подстрекательстве своей жены, стал с угрозами посредством топора ломиться в нашу квартиру. Это продолжалось с 22 часов до трех часов ночи, пока он не уснул в коридоре.

Мы неоднократно вызывали по телефону с квартиры милицию, но ответственный дежурный тов. Парфенов не пожелал оказать помощь – вел себя как безответственный…»

Начальник милиции Абрамов вызвал капитана Стенина и приказал ему разобраться. Но Стенин сначала сходил к Парфенову договориться:

– Что сказать, Вась? Был ты в пожарке или не был?

– Не знаю, что и сказать, – ответил Парфенов.

– Скажи, что сторож вызывал. В совхозный сад… Мол, нападение было.

– Дак его предупредить надо, сторожа-то. А то вдруг спросят? Как-то неудобно.

– Пошли к нему в сад… Вот и предупредим, договоримся. И опохмелиться надо. Не то у меня с утра голова трещит. Кстати, с тебя положено. Ты же проштрафился.

Прихватили поллитру и пошли в совхозный сад.

Сад был большой, с конца на конец кричать – не докричишься. С двух сторон стоял высокий забор из колючей проволоки, что твоя военная преграда. А со стороны реки и Малинового оврага ограда была старая, дырявая. Лазили в сад все кому не лень. Сторож дед Иван по прозвищу Мурей жил в шалаше на высоком речном откосе с черным мохнатым кобелем Полканом. Когда ночью Полкан подымал тревогу, Мурей высовывал из шалаша ружье и палил в небо: «Бах-бах!» Если Полкан умолкал, дед ложился спать. Спал он, можно сказать, и днем и ночью. «Сон – дело божеское, – говаривал дед Иван, – только во сне человек не грешит». Был он добрый и приветливый – всех, кто ни заходил днем, угощал яблоками и медом.

– Чего