Шрифт:
Закладка:
Я. Уйди, проклятый! Тебе не удастся меня смутить.
Не я. Разве? Ну что делать! Очень рад за тебя, если ты действительно достигла состояния безмятежного покоя. Только, видишь ли, милая, раз ты преодолела даже чувство гордости своею правдивостью и смиренно переносишь проверку твоих слов, то, пожалуй, и я займусь такой проверкой. И даже просто скажу тебе: ты в своем смирении дошла до отказа даже от правдивости. Недаром же ты настраиваешь себя на то, чтобы поверить, что черное есть белое и белое – черное, если так прикажут. Вот и приходится систематически себя обманывать… Ну, что ты плетешь о каком-то смиренном перенесении даже недоверия к твоим словами? Конечно, ты гнешь и ломаешь себя и заставляешь все переносить молча, но ведь в глубине-то души что-то у тебя бурлит? Эх, любо-дорого было посмотреть на тебя, когда ты в первый раз заметила, что между тобою и Е. А.[20] не делается в этом случае разницы и в случае разногласия между вашими заявлениями учиняется контроль… Как все в тебе вспыхнуло, как заиграла в тебе дедовская кровь[21]!.. Кровь тех grand-seigneur’ов, которые на малейшее сомнение в их правдивости отвечали ударом шпаги!..
Я. Ну, нашел, чем меня смущать! Мало ли от чего может порою вскипеть дедовская кровь! она у меня вообще-то кипучая… Но я ведь давно научилась с нею справляться. Помнишь, как мы с тобою вдвоем, без всякой помощи, без всякой молитвы и укрепляющей благодати, справились с моей безумной вспыльчивостью? Я была еще чуть не подростком, но после того случая, когда в пылу гнева чуть не зарезала своего брата, я дала себе слово овладеть собою, и сдержала это слово одним лишь напряженным усилием воли… А теперь тем более… Однако что это я с тобой заболталась? Гнать тебя надо, а не пускаться в беседы да в воспоминания…
Не я. Послушай, да ведь это, наконец, в высшей степени нелюбезно! Нельзя так отворачиваться от старых друзей! Только что сама припомнила, как хорошо мы уживались, как дружно вместе работали и совместными усилиями тренировали нашего брата-осла. И если ты сделалась тем, чем ты есть, т. е. некоторой человеческой ценностью (как бы ни уверяли тебя в противном твои учителя смирения), то этим обязана прежде всего мне. Я развивал в тебе благородное честолюбие, чувство собственного достоинства, я увлек тебя на вершины стоического миросозерцания… Я был активной, мужественной половиной твоей личности, и благодаря мне создалась та сложная, разносторонняя индивидуальность, которой так восхищались, бывало, восторгались, воспевали…
Я. Уж не воображаешь ли, что меня могут смутить воспоминания о прежней атмосфере лести и комплиментов? Ты, кажется, сильно поглупел, дорогой мой: мне просто за тебя стыдно. В былое время ты сам презирал всю эту чепуху, задыхался от меня, – а теперь вдруг вспомнил, как о чем-то соблазнительном!..
Не я. Гм… как сказать? Прежде всего надо признать, что я-то действительно презирал восторги толпы, ибо старался весь проникнуться стоическою идеологиею и тебя тянуть туда же. Но ведь лесть, и подобострастие, и всякие восторги относились не ко мне одному, а к нам, к нашему mixtum compositum[22] хорошенькой блестящей женщины и ученого мыслителя. И нельзя сказать по совести, чтобы мы, т. е. наш сложный комплекс, всегда относились со стоическим безразличием к восторженным похвалам, когда, напр., они были очень уж красиво выражены. Помнишь, напр., в Париже, когда почтенный профессор с мировым именем вдруг разрешился целой одой:
Sous le front virginal et le doux visage pur,
Dans l’éclat profond des grands yeux d’azur,
Se révèle soudain le penseur de génie…[23]
Я. Ну, если ты сейчас будешь припоминать все эти оды и сонеты и т. п., так хватит надолго, а ты мне уж и так надоел. Отвались!
Не я. Нет, конечно, нечего перебирать все эти излияния в стихах и прозе… Но ведь тебе все-таки приятно вспомнить, что их было так много?
Я. Уйди, наконец, окаянный!
Не я. Знаешь что, дорогая? Я, наконец, обижусь и действительно уйду совсем и предоставлю тебя твоей горькой участи – окончательному поглупению… Ты непременно хочешь отказаться от всего того, что было в тебе интересного, сильного, мужественного, ты хочешь сделаться тупой бабой-девоткой! Ну что ж – Бог с тобой!.. Только когда ты молишься Богу и благодаришь Его, как полагается, за Его милости, не забудь вспомнить и про то, как щедро Он тебя наделил всякими духовными и прочими благами и с каким упорством ты плюешь на эти благодеяния и отметаешь их как бесовские соблазны… Это ли не кощунственная неблагодарность и хула на Духа Святого!
Я. Что за вздор! Я сохраняю и развиваю в себе все то действительно духовное и божественное, что вложил в меня Бог, я отметаю только все мирское, все оскверненное именно бесовскими соблазнами. А ты, кажется, причисляешь к дарам Духа Святого даже тот блеск глаз и нежный цвет лица, которые когда-то вдохновляли на стихотворные излияния… Нечего сказать, хороши духовные ценности!
Не я. Врешь, ой врешь, diva Julia! Кстати, почему тебя в глаза и за глаза называли так? Diva Julia… semper augusta in gloriam sapientiae aeternae[24]… это, кажется, из той «литании», которая была составлена в твою честь?
Я. Замолчи, безбожник! Еще вспомнил эти кощунства!..
Не я. Ладно, пусть «литания» была кощунственной. Но тебя все называли diva Julia, и это относилось не только к внешнему обаянию, но и к чему-то другому, духовному… здесь было признание в тебе какого-то высшего начала… И ты это прекрасно сознавала: недаром ты так презирала те комплименты, которые относились только к внешнему существу. Впрочем, тут сказывалось мое благородное влияние на тебя. Ты сердилась, когда тебя считали только хорошенькой женщиной, потому что сознавала в себе присутствие другой, мужественной и благородной половины твоей сущности. Jules – Julie – Диана – как называл тебя старик Б. Ха-ха! А сама ты себя скромно называла слоеным пирожком! И очень обижалась, когда при виде этого пирожка слюнки текли у какого-нибудь олуха, неспособного разобраться в истинных его и сложных достоинствах… В самом деле, diva Julia, вспомни, вспомни: ты в себе выше всего ценила меня. А теперь вдруг хочешь от меня отделаться и остаться при одной только бабьей твоей половине!
Я. Замолчи, изверг! Ты знаешь, чем мне
