– Да. Но я в данный момент работаю здесь.

– Чем же вы занимаетесь, позвольте спросить?

– Танцую в Венской государственной опере.

– А, тогда понятно.

– Что?

– То, как вы держитесь. С точки зрения художника, вы – идеальная модель. Вы, вероятно, знаете, что сам Климт особенно увлекался красотой женского тела.

Хелена покраснела еще больше, не зная, как ответить на такой комплимент.

– Вы не против прогуляться со мной по остальной выставке? – продолжил он, меняя тему. – Нам, художникам, всегда полезно услышать откровенные суждения беспристрастного наблюдателя. А после этого я мог бы показать вам кое-какие шедевры постоянной коллекции. Более в моем стиле и, полагаю, в вашем тоже. О, к слову сказать, я Александр, – он протянул руку.

– Хелена, – она пожала ему руку, размышляя, принять ли приглашение. Обычно она отвергала авансы от мужчин, которые получала во множестве, но было в Александре что-то… и внезапно услышала, что говорит «да».

Потом они пошли пить кофе и два часа с удовольствием обсуждали живопись, балет, музыку и литературу. Хелена узнала, что Александр изучал историю искусства в Оксфорде, потом, попробовав свои силы в живописи дома в Англии – и, как он выразился, заработав разве что на новые холсты, – он решил продолжить образование и опыт учебой в Вене.

– В худшем случае, если картины не начнут продаваться, степень магистра изящных искусств должна бы, по крайней мере, помочь мне попасть на собеседование в «Сотбис», – объяснил он.

Хелена согласилась выпить с ним кофе на следующий день, и это быстро вошло в привычку. С Александром было до ужаса легко проводить время – с его своеобразным чувством юмора, способностью почти во всем находить смешную сторону и веселостью. Он также был необыкновенно умен, с мозгом, работающим с быстротой молнии, и был так страстно увлечен искусством вообще, что они часто оживленно спорили из-за книги или картины.

Александр регулярно просил разрешения нарисовать ее, и в конце концов она сдалась.

И вот тогда-то, собственно, все и началось…

Придя в самый первый раз на сеанс в его квартире-студии в старом доме на Элизабет-штрассе, Хелена постучала в обшарпанную дверь, охваченная в равной мере тревогой и азартом.

– Входи, входи, – приветствовал он ее, проводя внутрь. Хелена с трудом подавила улыбку при виде общего хаоса в комнате, примостившейся под самой крышей. Казалось, каждый дюйм каждой поверхности был покрыт банками с кистями, тюбиками краски, грудами книг и множеством использованных стаканов и пустых винных бутылок. Холсты были сложены рядами у стен и даже возле деревянной рамы двуспальной кровати в углу. Возле большого открытого окна стоял мольберт.

– Сразу скажу, я знаю, что это похоже на декорацию к «Богеме», – улыбнулся он, заметив ее ошеломленный взгляд, и предпринял бесплодную попытку прибраться. – Но на закате свет здесь просто чудесный.

– Что ж, по-моему, это идеальная мансарда для нищего художника, – подколола его Хелена.

– Я такой и есть, – согласился он, сбрасывая кучу одежды с кресла, потом повозился, устанавливая его и проверяя, как падает свет. – Так, садись. – Хелена села, а Александр устроился на низком подоконнике с альбомом и карандашом в руке. Потом он указывал ей принимать разные позы. – Положи руку на спинку кресла… нет, попробуй за голову… поставь другую руку под подбородок… попробуй скрестить ноги, – и так далее, пока не был удовлетворен. И начал рисовать.

После этого Хелена приходила к Александру каждый день после утреннего класса. Они пили вино, смеялись и болтали, пока он марал бумагу, и она чувствовала себя расслабленной и беззаботной в его присутствии, как редко с кем раньше. Во время четвертого сеанса он внезапно с раздражением отшвырнул альбом.

– Как бы мне ни нравилось, что ты здесь со мной, ничего не получается.

– Что не получается? – спросила она. Сердце екнуло.

– Картина. Кажется, я просто не могу сделать все как надо.

– Прости, Александр. Может быть, это из-за меня. Я никогда раньше не позировала и не знаю, что делать, – Хелена со вздохом встала. Тело затекло от сидения в одной позе, и она рассеянно начала разминаться.

– Вот оно! – внезапно воскликнул он. – Ты не должна сидеть неподвижно… ты танцовщица! Тебе надо двигаться!

На следующий день они встретились в парке Шиллера возле его дома. По приказу Александра она надела самое простое платье из своего гардероба, и он попросил ее станцевать для него.

– Танцевать? Здесь? – Хелена оглянулась на людей, выгуливающих собак, устроивших пикники, гуляющих парочками.

– Да, здесь, – настаивал Александр. – Сними туфли. Я буду тебя рисовать.

– Что мне танцевать?

– Все, что хочешь.

– Мне нужна музыка.

– Я бы напел, но у меня нет слуха, – сказал он, доставая альбом. – А ты не можешь слышать музыку в мыслях?

– Попробую.

И Хелена, всю жизнь исполнявшая жете на огромных сценах перед полными залами, стояла перед ним, как застенчивая пятилетка.

– Представь, что ты листок… вроде вон того, что только что сорвался с каштана, – подбодрил ее Александр. – Ты паришь на ветру без определенного направления… просто радуясь свободе. Да, Хелена, это идеально. – Он улыбнулся, когда она на миг закрыла глаза и хрупкое тело начало двигаться. Руки поднялись над головой, и она начала поворачиваться, наклоняться и покачиваться, легкая и грациозная, как листок, который она представила. Карандаш порхал по бумаге.

– Ого! – прошептал Александр, когда Хелена опустилась перед ним на землю, не замечая прохожих, остановившихся посмотреть на изысканное представление. Он подошел к ней, взял за руки, чтобы помочь подняться. – Боже мой, Хелена, ты невероятна. Просто невероятна.

Его пальцы потянулись смахнуть листок с ее волос, потом провели по щеке и подняли ее подбородок навстречу его лицу. Они посмотрели друг на друга, и очень медленно его губы двинулись к ее…

После этого произошло неизбежное. Они вернулись в его квартиру и предались любви в великолепном па-де-де, достигнув страстного крещендо, когда солнце зашло за крыши Вены.

* * *

И вот теперь Хелена должна была встретиться с ним после класса в одном из их любимых кафе на Францисканер-платц, очаровательной, мощенной булыжником площади всего в нескольких минутах ходьбы от театра. Сердце невольно забилось быстрее при виде его за столиком.

– Ангел, у тебя получилось. – Александр встал, когда она подошла, потом осторожно сжал узкие плечи, притягивая к себе и нежно целуя в губы. Когда они сели и официант подошел принять у нее заказ, Хелена услышала знакомый голос.

– Хелена, cara! – Фабио шел к ним через залитую солнцем площадь, его летящая походка и вывороченные стопы подсказывали наблюдателю его профессию. Одет он был как всегда ярко: желтый полотняный костюм и шоколадно-коричневые замшевые туфли. Его столь оплакиваемые редеющие волосы были прикрыты лихо заломленной панамой, а на шее висела фотокамера. – Я так и подумал, что это ты.