За спиной у Хиро из главного здания на открытое пространство вышло двое праймусов. Командир Элиас, к моему огорчению, предупредил о своем визите, а вот его спутник меня удивил.

– Что подрастающее поколение брахионов забыло в моем доме? – спросил я вместо приветствия. – Что, Танатос не отважился встретиться со мной лицом к лицу?

С тех пор как я вручил Верховному Совету флакон с украденной душой, страшный бог смерти мудро меня избегал.

– Нас прислал наш отец, – так же без приветствия откликнулся Элиас. – Люциан – мой брат.

– Вот это да, – пробормотал я, выгибая бровь. – А Немидес размножается как кролик.

И, по всей вероятности, так и продолжится, пока все важные позиции в Лиге не займут его сыновья.

– Мы здесь не для того, чтобы ты поупражнялся в насмешках.

Посмотрите-ка на него, малыш Люциан умел разговаривать.

– В самом деле? Но ведь это основное требование, если вы хотите попасть на мой остров. В следующий раз лучше заранее поинтересуйся, к кому заявляешься гостем без приглашения. – Так как мое терпение подходило к концу, я снова перевел взгляд на Элиаса и придал своему голосу оттенок предупреждения. У меня нет настроения бестолково переругиваться с отпрысками Немидеса. – Чего хочет от меня ваш драгоценный родитель?

– Янус взят под стражу.

Я оттолкнулся от перил. Вот теперь они завоевали все мое внимание.

– Он мертв?

– Нет, – ответил за брата Люциан. – Я передал его Верховному Совету. Мне показалось, что убить его будет слишком милосердно.

Я с новым интересом взглянул на этого парня с вьющимися волосами. Ему не больше двух столетий. Примечательно, что он смог схватить Януса – насколько бы тот еще ни был ослаблен проклятием крови. Значит, Люциан. Я запомнил это имя под ярлыком «Когда-нибудь-в-будущем-может-доставить-серьезные-проблемы» и опять вернулся к по-настоящему важным проблемам.

– Я хочу поговорить с Янусом.

Не совсем поговорить. Он будет умолять меня позволить ему сказать мне, где кинжал.

– Не думаю, что мой отец…

– Ты меня не понял! – ледяным тоном перебил я Элиаса. – Это не просьба.

Впрочем, командира оказалось не так-то просто запугать, как я рассчитывал. Он подхватил мой грубый тон и ответил:

– Ты сейчас в немилости у Верховного Совета. Ты сжег Рим!

Я недовольно закатил глаза.

– Так пусть просто скажут, что на город обрушился гнев богов. Не в первый же раз. Или спихнут все на Нерона. Насколько мне известно, они и так планировали избавиться от императора-марионетки Януса.

– Это никак не меняет того, что ты…

– Я предоставил Верховному Совету доказательства, чтобы осудить Януса! – пол задрожал. Остров был связан с моей силой и чрезвычайно чувствительно реагировал, когда меня кто-то злил. – Если они не хотят, чтобы вся Лига узнала, что члены Совета приняли в свои ряды сумасшедшего преступника, то лучше им исполнить мое желание.

И у Элиаса, и у Люциана почернели глаза, стоило им уловить угрозу. Даже вдвоем им не по силам со мной справиться – тем более на моем острове.

Похоже, из них двоих командир оказался более предусмотрительным, потому что несколько напряженных мгновений спустя он вздохнул:

– Я посмотрю, что можно сделать.

Большего я ожидать не мог. В конце концов, решение зависело не от него. Великодушно склонив голову, я втянул свою силу обратно. Потом взглянул на Люциана. Юный брахион встал в боевую стойку. Рука легла на рукоять ациама.

– Лучше не трогай клинок, молокосос, – небрежно предостерег его я. – В итоге сам же и поранишься.

С этими словами я отвернулся, представив Элиасу возможность самому приструнить вспыльчивого брата. Затем взял яблоко из вазы с фруктами и устроился на одном из лежаков. Гостям ничего не предложил – ни присесть, ни перекусить. Недвусмысленный намек: их дальнейшее присутствие нежелательно.

Они игнорировали этот намек на протяжении половины яблока. Я смерил их свирепым взглядом.

– Еще что-нибудь?

Они мне мешали.

– Для того, кто получил все, что хотел, у тебя не особенно приподнятое настроение, – примирительным тоном произнес Элиас, обводя элегантным жестом просторную виллу и великолепный вид.

Я снова впился зубами в яблоко и, жуя, мрачно уставился на него. Пусть засунет свою дипломатию себе в одно место. Если есть что сказать – говори, а не пытайся сперва задобрить меня цветастыми речами.

Элиас понял и поджал губы.

– Из-за случившегося освободилось одно место в Совете, и отец подумал…

– Не интересует.

Командир медленно кивнул. Он был достаточно умен, чтобы не пробовать второй раз, и дал своему брату знак, что пора уходить.

Ну, наконец-то.

Однако перед дверью Элиас опять оглянулся:

– А что стало с рабыней, на которую вы поспорили?

Равнодушно пожав плечами, я устремил взор на море:

– Погибла в пожаре.

Возможно, из-за выражения моего лица братья отказались от дальнейших расспросов. А возможно, из-за собственных угрызений совести. Меня это не волновало, главное, чтобы они поскорее убрались отсюда.

– Я дам тебе знать, какое решение примет отец, – сказал Элиас.

– Хорошо.

После этого я остался один. Я, синее море и вкус сладкого яблока у меня на языке. Воспоминания испытывали мое самообладание на прочность. Сияющие глаза. Нежные поцелуи. Мягкие губы. Самая красивая улыбка в мире.

Я раздраженно бросил недоеденное яблоко обратно в вазу и сделал то, что делал всякий раз, когда вновь испытывал искушение что-нибудь спалить. Пошел в подземелье.

На самом деле древние своды предназначались для почетных гостей, которые заслуживали особого к себе отношения. Время от времени я изливал на них свой гнев и разочарование. Моим нынешним фаворитом стал Сотириос. Я часто навещал его и проявлял к нему особую заботу, ведь я же обещал, что заставлю его проглотить его любимое золото – а я выполнял свои обещания. Но сегодня мне не до него. Я пересек темницу, не обращая внимания на вопящих заключенных, и открыл самую защищенную дверь на всем острове.

Меня приветствовало небольшое, но светлое помещение. Магия имитировала солнечный свет. Тут были простой стол, пальма и море синих цветущих растений. Я распорядился выкопать их из своих садов и перенести в подвал. Если уж они и должны напоминать мне об истории Кассии про овдовевшего торговца цветами, то пусть делают это здесь. Здесь, где у меня появлялось ощущение, что я рядом с ней.

– Мне уйти? – тихо спросила Грим. Она сидела за столом, погрузившись в какие-то свитки пергамента.