Шрифт:
Закладка:
Несчастье 1-го батальона состояло в том, что мы за неимением при полках достаточно конных не могли освещать все скрытые подступы к нему, и противник удачно воспользовался этим. Три красных броневика заехали почти в тыл 1-му батальону, осыпая его градом пуль, а три эскадрона под их прикрытием шли в атаку на карьере прямо во фланг. Огонь красной артиллерии и броневиков был сконцентрирован на участке 1-го батальона и наносил сильное поражение собиравшимся в труппы. Атаки кавалерии скоротечны и не представляют из себя затруднений, если поддерживаются таким огнем, как в данном случае. Не прошло и пяти минут, как все смешалось в общей схватке. Кавалерия рубила, а наши отбивались, пробиваясь навстречу нашему резерву. Полного успеха у красных не было, так как один броневик был подбит нашей артиллерией, а другой, тоже подбитый, был взят третьим на буксир, и таким образом они уже не могли помочь своей кавалерии уничтожить крупные группы наших отступавших. Красные рубили только тех, кто до этого был ранен или не успел присоединиться к большим группам. Но и из таких одиночек были исключительные герои, и первое место среди них принадлежит есаулу Кубанского войска Колесникову, помощнику командира 1-го батальона. Пока у него были патроны для нагана, он отбивался выстрелами, получая все же легкие шашечные удары, но когда патроны кончились и охотники за ним это подметили, тогда дело пошло хуже. Сначала кто-то ранил его выстрелом, и он упал, потеряв сознание. Придя в себя, он видит такую сцену: стоят перед ним два кавалериста, один собирается вскочить на коня, а другой хочет его «рубануть». Есаул Колесников напрягает все свои силы и правой рукой хватает шашку красного прямо за клинок, а тот спокойно крутит ее и еще приговаривает: «Отпусти, сволочь, все равно зарублю». Но на все воля Божия, которая чудесным образом решила здесь судьбу двух бойцов. Получилось так, что красный кавалерист не обратил внимание на то, почему его товарищ удрал, и спокойно разворачивал клинком ладонь мужественному есаулу Колесникову. Эта семнадцатая рана, нанесенная есаулу, повернула боевое счастье в другую сторону: перед идущими в контратаку нашими тремя батальонами неслись на тачанках наши пулеметы и впереди них — команда конных телефонистов с ее начальником капитаном Бешеновым{170}, которая как раз подлетела к месту казни есаула Колесникова. Красный стрелой вскочил на коня и бросился в первый свободный проход, но он оказался для него западней: он скакал между нашими идущими резервами и навстречу головной части конной дивизии генерала Бабиева. Наши лихие конные телефонисты преследовали его, около полотна железной дороги он почему-то бросил коня и думал было укрыться среди шпал, наложенных здесь в большом количестве, но оказался близко около полковника Бржезицкого{171}, который и уложил его выстрелом. Есаул Колесников поправился, в эмиграции отработал 25 лет на заводе Рено в Париже, имеет сына, инженера-химика. Скончался 27 марта 1972 года в Париже. Мой внук, глядя на его изуродованную ладонь и на следы шашечных ударов, спрашивал, как он не умер от такой боли? В ответ на это я рассказал внуку историю ранения есаула Колесникова в первую Великую войну на турецком фронте, когда турок загнал ему в мягкие части тела свой штык и там его оставил, и как при общем сочувствии казаков этот штык тут же вытянули. Сам же есаул Колесников все время был здоров и только в глубокой старости стал прихварывать. Его спаситель, капитан Бешенов, тоже жив и под старость купил себе дом недалеко от Парижа и занимается небольшим хозяйством и рыбной ловлей. Полковник Бржезицкий, достойно наказавший современного защитника «равенства, братства и свободы своей интернациональной диктатуры пролетариата», до глубокой старости жил в старческом доме на юге Франции, где и скончался.
Что касается всего состава 1-го батальона, включая и его молодых ударников из пленных, то они, во главе со своим командиром батальона капитаном Трофимюком, выполнили свой воинский долг. Это относится и к попавшим в плен, которых мы на следующий день отбили, всех 35 человек, и я не поставил им это в вину, так как этот короткий своеобразный бой, где они храбро защищались, ошеломил их, а сила огня машин и ужас рубки обезоружили их. В следующих боях они вели себя как старые корниловцы. Ни с чьей стороны в этом бою я не видел упущений, в пределах наших возможностей и здесь мы сделали все от нас зависящее. От Буденного, под Ростовом-на-Дону, и до Жлобы, — все были жестоко наказаны нами за дерзость упорных атак на корниловцев. Данный бой я считаю простым лихим налетом противника, обошедшимся красным дороже, чем нам. Жаль только было, что этот бой потревожил конную дивизию генерала Бабиева, который и на этот раз показал, что он по-старому свято хранит чувство взаимной выручки в бою.
Привожу выдержки из письма командира 6-й батареи Корниловской артиллерийской бригады, стоявшей в момент атаки на позиции за левым флангом 1-го батальона 2-го Корниловского ударного полка. Командиром 6-й батареи тогда был доблестный полковник Гетц Викентий Иванович{172}, мой однокашник по Виленскому военному училищу, по окончании которого он вышел в артиллерию. Его батарея была дежурной и стояла на позиции. Противник и ее не оставил в покое и открыл по ней ураганный огонь. По словам полковника Гетца, столбы дыма и земли от взрывов прямо на батарее сначала лишили ее возможности открыть огонь, но потом она могла все же полностью разбить один броневик красных, а другой только подбить, и его увез третий броневик на буксире. На батарее были значительные потери.
27 сентября. По журналу боевых действий 2-го Корниловского ударного полка. Ночь прошла спокойно. Обстановка на фронте: разбитый противник отступил на юг и силой не менее 1500 коней, с одним бронепоездом и двумя бронеавтомобилями, остановился на ночлег в селе Анастасиевка.
По книге «Корниловский ударный полк».
Окружение конницы Гая началось еще до рассвета. Пять верст до Анастасиевки прошли быстро. На востоке уже розовел горизонт и светлые полосы потянулись по небу.
