Шрифт:
Закладка:
В Чонгаре мы переночевали, и на следующий день уцелевшие конвойцы, под командой капитана Виденьева, двинулись в направлении Джанкоя, где надеялись узнать всю обстановку. Эти дни вся Первая армия была отрезана в Таврии от Крыма. На Перекопском валу укрепился отступивший от Чаплинки генерал Витковский, а на Чонгаре, у моста, находился сам генерал Врангель с бронепоездом и с юнкерами, корниловцами{158} и константиновцами. Только после упорных двухдневных боев части Первой армии, под командой генерала Кутепова, прорвались к Чонгару, а генерал Пешня привел остатки Марковской дивизии и другие уцелевшие части к Арабатской Стрелке.
Через несколько дней конница генералов Абрамова и Гусельщикова (Донская дивизия) подошла с Бердянского направления к Чонгару, опрокинула Конную армию Буденного, прижав ее к Сивашу, и захватила десятки орудий. Но эта блестящая победа не могла изменить положения, а только давала белым возможность выиграть время… Дух Белой армии был подорван непрерывными тяжелыми боями и отступлением на исходные позиции — за Перекопский вал и за Сиваш. Слухи о погрузке на пароходы начинали преобладать, окончательно подрывая боевой дух. Даже генерал Туркул с Дроздовской дивизией не удержался на западной части Сиваша у Перекопа.
Подготовленные специально для штурма Перекопа красные дивизии: 51-я Московская, имени Ленина, 15-я и 52-я, имея в резерве Латышскую дивизию и конную группу, после сильной артиллерийской подготовки штурмовали Перекопский вал. Однако наша артиллерия отбила все атаки на вал. Красные понесли большие потери при этом штурме, и главковерх Фрунзе, произведя перегруппировку, бросил главную массу своей пехоты в обход, в брод через маловодный тогда Сиваш — на Татарский мыс, на хутор Караджанай. На Татарском мысе сидели кубанцы — старики из отряда генерала Фостикова, недавно эвакуированные из Грузии, почти без пулеметов и без артиллерии.
В ночь на 3 ноября красные части атаковали Татарский мыс, потеснили кубанцев и начали продвигаться вдоль Сиваша в тыл Перекопского вала. Генерал Кутепов поручил генералу Туркулу собрать дроздовцев у восточной части Перекопского вала и начать контратаку вдоль берега Сиваша к Татарскому мысу. Главковерх Фрунзе бросил на Татарский мыс все резервы фронта.
Дроздовцы — изможденные, голодные, промерзшие — три дня удерживали красных у Караджаная, но потом начали сдавать. Марковская дивизия не поспевала к месту боя с Арабатской Стрелки. Конный корпус Барбовича не смог развернуться на узком фронте и понес большие потери от пулеметного огня. У генерала Врангеля в резерве были еще казачья конница, переправившаяся через Чонгарский мост, и юнкерские училища, но он не хотел рисковать этими последними резервами, необходимыми для прикрытия отхода.
Исчезла вера в победу. Все, кто мог, отступали теперь на юг — на Севастополь, на Керчь, на Балаклаву. Мы, уцелевшие артиллеристы и конвой, сопровождали поезд генерала Кутепова до Бахчисарая. Симферополь проходили ночью. В городе слышалась стрельба, и из боковых улиц доносились крики о помощи: кто-то грабил жителей. Ночью мы в конном строю прошли перевал и проехали Долину роз. Рядом со мной всю дорогу скакала молоденькая жена капитана Виденьева — стройная, лихая наездница, одетая в черкеску.
Утром мы достигли Бахчисарая. Там получили приказ садиться в поезд генерала Кутепова и провожать его на Севастополь. Надо было бросать коней. Я привязал свою красноармейскую лошадку к изгороди, насыпал ей полную торбу овса и поцеловал ее, спасшую меня от верной гибели, в морду: «Прощай…»
В Севастополе, 14 ноября, мы проводили генерала Кутепова на пароход «Херсон». Марковская бригада грузилась рядом на «Саратов». Уже с парохода мы в последний раз кричали «Ура!» генералу Врангелю, отъезжавшему от Графской пристани. Так закрывалась последняя страница ныне полузабытой эпохи начала борьбы с большевизмом, в коей нам, последним юнкерам Российской Империи, довелось принять участие.
Прошло много лет, но мы, старые первопоходники-корниловцы, бывшие михайловцы и константиновцы, будем всегда с благодарностью помнить все пережитое тогда. И мы ни о чем не жалеем: ни о нашей пролитой крови, ни о бесчисленных жертвах, принесенных Родине… Так повелела судьба.
Э. Гиацинтов{159}
В Крыму при Врангеле{160}
Наконец настал октябрь месяц 1920 года, и было предрешено, что мы должны опять отступать. После переходов мы очутились в городе Геническе. Это небольшой город, который расположен на севере Арабатской Стрелки (узкая полоска дорог между двумя морскими заливами, я думаю, что не больше чем с полверсты шириной, ничем не занимаемая и предоставленная ветрам и всяким действиям природы).
Мы расположились в Геническе и, кажется, оказались единственной воинской частью, находящейся в этом городке. Не помню точно, сколько нас было человек, но в общем довольно-таки мало. Красные в один далеко не прекрасный день подошли к Геническу, и нас послали в пехотную цепь. Мне дали какой-то участок (не помню уже какой), и было в моем подчинении человек, наверное, двадцать — двадцать пять, по большей части офицеры. Красные подошли поздно вечером к самому Геническу и открыли огонь. Мы отвечали им слабым ружейным огнем, так как орудий у нас никаких не было. К утру нам было приказано по Арабатской Стрелке идти обратно в Крым. Это был ужасный переход: много повозок, беженцы, погода, можно сказать, морозная. Долгое путешествие по этой Арабатской Стрелке пешком, около телег, на которых находился наш скудный скарб. Нас сменила какая-то пехотная часть Белой армии, и мы двинулись в путь. Этот путь был ужасен: ветер дул со всех сторон, изредка попадались дома, которые были наполнены беженцами и отступающими войсками, так что редко удавалось протиснуться внутрь, чтобы хоть как-нибудь согреться. Этот бой у Геническа был последний в моей жизни. Больше мне уже не приходилось активно участвовать в боях.
Шли мы по этой ненавистной Арабатской Стрелке четверо суток и, наконец, добрались до Крыма и вступили в город Симферополь, откуда начали свое наступление к Перекопскому валу. Надо упомянуть, что, когда нами командовал генерал Врангель, он предпринял высадку на Кавказ. Туда были посланы некоторые войска, в том числе и юнкера Кубанского военного училища (бывшего Киевского пехотного), в котором