– Ты вернулся за мной, – повторила она медленно, весомо. – Я… я уже думала, что умру там. Но ты пришёл. Спасибо.

– К чему эта драма, Хальсон? – спросил он неловко. – Я – твой ястреб. Моя главная ответственность – твоя жизнь, твоя безопасность. Я не мог поступить иначе.

– Конечно, мог, – тихо сказала она. – И, может быть, должен был. Эта пещера… теперь она знает нас. Знает, что мы идём. Что, если она придумает что-то ещё, чтобы помешать нам?

– Тебе нужно поспать, Хальсон. Мне кажется, эликсиров в тебе пока многовато. Пещера – это просто пещера.

– Ты сам знаешь, что это не так. Стужа… там она говорила со мной тоже. Называла меня по имени. Пугала меня, – Сорта осеклась, – и видения… Она показывала мне Гнездо, и Миссе, и…

– Галлюцинации – это нормально с учётом того, сколько крови ты потеряла. И сядь. Береги силы, они тебе скоро пригодятся.

Она осталась стоять – но сделала ещё пару шагов к нему. Теперь она стояла вплотную к столу, и Эрику стало неловко от того, что сам он продолжает сидеть, глядя на неё снизу вверх. Но не так уж сильно. Она казалась маленькой, такой маленькой рядом с ним. Он вспомнил её в той ледяной яме, крошечную чёрную фигурку, скорчившуюся во льдах, и у него сжалось сердце.

– Мы оба понимаем, что Стужа теперь действительно может знать, что…

– Пусть знает, – сказал он, поднимаясь, огибая стол и вставая перед охотницей. – Пусть знает, что мы идём, – твёрдо повторил он, глядя Сорте в глаза. – Ей нас не напугать. И тебе не за что благодарить меня, Хальсон. Я ищу Сердце ради людей, препараторов… ради тебя. Если это и вправду была изощрённая шутка, если Стужа хотела поставить меня перед выбором… Что ж, она знает меня не так хорошо, как я думал. Я никогда не оставлю тебя. В Стуже, не в Стуже – ты можешь положиться на меня, как на саму себя… – Эрик осёкся.

Когда-то он говорил это Рагне – и она улыбалась своей острой широкой улыбкой, смеялась, запрокинув голову, роняла на белые простыни алые капли вина, похожие на кровь, быстро засыхающие, темнеющие.

– …потому что я твой ястреб, – добавил он, но это прозвучало слабо, бессмысленным привеском жалко повисло в воздухе. Иде сощурилась, глаза засияли ярче.

– Да. Ты мой ястреб.

А потом она подалась вперёд.

Эрик почувствовал прикосновение её губ – сухих, мягких, нежных.

Он ответил на поцелуй – потому что она была такой близкой, тёплой, такой живой. Потому что хотел ответить.

Её руки взметнулись вверх, и она жадно прижалась к нему. Он обнял в ответ и почувствовал её грудь, живот, бёдра. И снова ощутил это – дурманящий, окрыляющий скорый ток собственной крови, не имеющий ничего общего с подгоняемым эликсирами течением. Жар волнами проходил по телу, и он плавал в нём, согреваясь так, словно нигде и никогда не существовало ни Стужи, ни смерти, ни одиночества.

Ниже, ниже. Его руки, будто действуя помимо воли, потянули подол платья вверх, и он почувствовал, как она вздрогнула всем телом.

От неё пахло травами и кофе, мылом и чистотой. Она дышала неровно, и когда он нажимал на её губы своими сильнее, открывала рот слишком широко. Возможно, прежде она никогда никого не целовала. Эта мысль отрезвила его, и он отпустил платье – и попытался высвободиться из кольца её рук… Но она обнимала крепко, нерасторжимо.

– Не отталкивай меня, – тихо сказала она вдруг, отстраняясь, глядя ему в глаза неожиданно прямо, спокойно. – Я ведь чувствую. Ты не хочешь меня отталкивать.

– Да, не хочу. Но…

В памяти снова улыбнулась Рагна.

«Кто эта девушка, Стром?»

Рагна была так близко к нему – а теперь стала складкой на белом покрове Стужи.

Иде уже стала Эрику ближе, чем он мог страшиться или надеяться.

Почему? Он и сам не знал. Этому не было никакого логического объяснения. Что-то особенное в её запахе, движениях рук, серьёзном взгляде, том, как она задумывалась над полями с тавлами – будто от победы зависела её жизнь – том, как ни один мускул на её лице не дрожал, когда она ему проигрывала.

Сегодня всё это могло навеки остаться в Стуже.

И сегодня – быть может, она была права – он не достал Сердце, хотя мог бы.

Потому что выбрал её.

То, что Эрик чувствовал к ней, сбивало с толку… И если сейчас он не остановится, всё станет ещё сложней.

Не понадобилось ни отстраняться, ни говорить ни слова.

Её глаза расширились, а потом разом стало пусто, холодно. Она отступила.

С минуту они стояли друг напротив друга, настороженно, тяжело дыша. Её щёки раскраснелись, пальцы потерянно комкали складки платья, губы дрожали.

Больше всего на свете ему хотелось вернуть её себе, снова обнять, сцеловать с лица обиду, объяснить всё – в том числе и то, что невозможно было объяснить никакими словами…

Но он остался стоять на месте, и сияние её глаз погасло.

– Ты прав, – тихо сказала Иде, опуская взгляд. – Мне действительно нужно поспать ещё. Доброй ночи.

С минуту после того, как она ушла, он продолжал стоять где стоял, бессильно сжимая кулаки.

Какой смысл во всех его возможностях, усвоении, особости, о которой ему, не уставая, твердили с детства, если он никогда не может делать то, что ему действительно хочется?

Что-то тёмное, дурное в нём приглашающе манило уйти из дома, подальше от Сорты, подальше от всего, что она в нём будила.

Может быть, найти себе женщину. Почему нет?

Но в глубине души Эрик знал: это не поможет, а если бы и могло помочь, он бы всё равно не стал.

Он расстелил диван, упал лицом в подушку – и сразу будто в тёмный колодец ухнул. Сон пришёл мгновенно, и поначалу он снова видел вокруг Стужу – сначала слой Души, мерцающий, полупозрачный… Сквозь эту полупрозрачность просвечивало сияющее вдали рыжее, огненное, совсем не похожее на Стужу… Он летел к нему – а потом свернул не туда и очутился на слое Мира, и опять Сорта опиралась на него, тяжело дыша и безуспешно пытаясь скрыть, как ей тяжело…

Путь им преградил одинокий вурр – молодой, приподнявший верхнюю губу над острыми, как бритва, клыками.

«Ты его убьёшь! Химмельны…»

Не дожидаясь, пока она закончит, он вонзил клинок в горло вурра прежде, чем тот успел прыгнуть, а потом смотрел, как