Шрифт:
Закладка:
Как любит говорить сатирик Задорнов: дальше, следует набрать в легкие побольше воздуха. Внизу по дороге двигался УАЗик, водитель которого, видя бегущих по склону восьмерых, «расхристанных» здоровенных мужиков с огромным бревном, грозившихся взять его на таран, резко ударил по тормозам и дернул в лес. Неизвестный автор сетует: вот если бы шофер не тормознул, незадачливые шишкобои, может быть, промахнулись бы еще раз, а так — долбанули в боковину от всей души, пробив огромную дыру. Поистине, слава теперь уже российским шишкобоям — «передовому отряду рабочего класса!»).
Там же в Сибири, еще в советские годы, на одном из типографских плакатов, висевших в коридоре районной поликлиники, помнится, было начертано красным шрифтом: «Сифилис— не позор, а большое горе». Это, конечно, было не очень смешно. Смешно то, что было нацарапано химическим карандашом в самом углу плаката: «Мине от этого не легше». Несмотря на то, что надпись была учинена рукой полуграмотного пациента (может быть, даже вчерашним зэком, с наколкой на руке: «Сколько пережито, сколько выстрадать»), он проявил себя в существе более креативного автора, нежели сочинитель официального плаката.
Плакат же, висевший при въезде в казахский город Зайсан, отличался не только грамотностью, но и высоким патриотическим духом: «Дорогие зайсанцы! Превратим наш город в город образцовой чистоты». В нем смущали лишь отдельные звуковые и фонетические ассоциации в названии горожан. (Любопытно, что примерно в это же время стенгазета в колонии строгого режима в г. Сланцы Ленинградской области, где коротал свой срок народный артист России певец Захаров, носила название «Засланцы» — ему также были не чужды подобные ассоциации. На фоне последнего выражения, современное название одной из ведущих газет Ненецкого автономного округа — «Красный тундровик» — звучит несравненно более благозвучно и, главное, патриотично).
Одна из фраз студенческого отчета о производственной практике, проводившейся летом в советском колхозе, звучала следующим образом: «с точки зрения вывоза навоза, животноводческая ферма расположена очень удачно». А ниже, на полях отчета, красовалась жирная пометка красным карандашом профессора Пинхенсона: «Это с точки зрения, видимо, навоза, а как с вашей точки зрения?». Эта надпись, сделанная еще в студенческие годы (в отчете однокурсника автора) глубоко врезалась в память, как образец живого ума видного советского ученого и педагога.
Вообще, студенческие ответы и отчеты — это особый кладезь шедевральных терминов и фраз, фиксировать которые нам было, с одной стороны, лень, с другой — неприлично, поскольку этим самым как бы подчеркивались недостатки студентов, что не есть хорошо. Приведу лишь две феноменальные «оговорки алкогольного типа», исходившие от студентов-мужчин. На вопрос назвать столицу Австралийского Союза в одном случае последовал ответ: «Каберне», а султаната Оман — в другом случае: «Мускат». Тенденция, однако!
А вот еще был случай, происшедший во время проверки высшего военного училища (расположенного под Санкт-Петербургом). Инспектируя личные вещи, к сожалению, уже лысого как «бильярдный шар», курсанта, комиссия потребовала предъявить его личную расческу, которой у курсанта, естественно, не оказалось в наличии. Бедняга был отправлен в наряд со следующими словами: «Расческа, курсант, положена вне зависимости от того, есть ли у тебя волосы на голове, или в другом месте. Понял?» Это же шедевр.
В завершение нашего «попурри» о шедевральных фразах, приведем забавную фразу, которой была удостоена наша собственная дочь, много лет являющаяся гражданкой США. Оказавшись в городе своего детства, она вместе с двумя маленькими дочерьми, в жаркий летний день решила поинтересоваться в кассах Михайловского театра о текущем репертуаре. Оказалось, что до начала очередного спектакля оставались считанные минуты, и ей посоветовали тут же воспользоваться оставшимися несколькими билетами. Посетовав на неприличный дресс-код (а на троице были шорты и трикотажные пляжные тенниски), дочь услышала вослед ту самую фразу: «Да видели бы вы, в чем к нам приходят америкашки, тогда бы не раздумывали»
Р. S.
И уж когда работа над байками была завершена, автор случайно прочитал какое-то объявление с обратным адресом: «СПб, улица Пердовиков». Придя домой и, проверив уж больно странное название петербуржской улицы, удостоверился, что она, все-таки, носит название «Передовиков». И едва успев удостовериться в этом, пришлось снова «чесать репу» над новым вопросом коллеги-юмориста: «На трассе Санкт-Петербург-Кингисепп есть селение Тикопись. Вы часом не подскажете, как зовут жительницу этого селения?»
76. «НАСЕКОМЫЙ МУХ»
При желании многие из вас могли бы вспомнить немало забавных ситуаций, связанных с нелегким процессом овладения чужим языком. У автора они почему-то иногда ассоциируются с репликой немки из какого-то романа: «жизнь подобна неприятный насекомым мух— надо терпеть». Лингвистические «мухи» неизменно сопровождают попытки овладеть не только английским, китайским или турецким, но также «великим и могучим». Когда наш собственный зять, потомственный янки, обращается к тестю со словами «сэр, не желаете ли кофе?», нельзя не благоговеть от удовольствия, когда же на вопрос к нему «ну, как тебе, дорогой, в России», следует ответ по-русски: «комфортабля, сэр» — скрыть улыбку просто невозможно.
Гарантированные ситуации с комическим «душком» ждут каждого, кто пытается изъясняться на «ломаном» языке. Спрашиваем рабочего-таджика, обслуживающего минизоопарк в отеле «Гелиос» под Санкт-Петербургом:
— Сколько в вашем зоопарке насчитывается енотов?
Тот, лучезарно улыбаясь, отвечает:
— Пять штук! Адын болшой, другой маленкий.
Трудно удержаться от иронической усмешки, слушая переводы, например, из чешского: падло— весло, шлепадло — катамаран; летадло — самолет; плавидло — плавсредство и т. д.; или читая бюллетень о состоянии здоровья пациента в польской больнице: 8.00 — лепше; 12.00 — лепше; 16.00 — лепше и в 20.00 — здех. Посетившие Индию и поднаторевшие на хинди наши товарищи на вопрос «как дела?» не преминут случая с ухмылкой на лице ответить вам — «шебла», что означает «хорошо». И кто не улыбнется, слушая о «танталовых» муках переводчиков, пытающихся выразить на иноземных языках словосочетания типа «ешкин кот», «едрена вошь», «бляха-муха», «коза-дереза» и т. п.
Вспоминается, как по приезде на работу в Северо-Вашингтонский университет (шт. Вашингтон) пришлось первым делом написать для горничной записку, оставив ее на кровати: «Would you be so kind to replace my pillow» (дословно:
