Шрифт:
Закладка:
У меня вдруг закружилась голова и потемнело в глазах – случился короткий обморок…
11.
И ещё раз о фатальных свойствах человеческой памяти, особенно в пожилые годы. Совсем недавно, роясь в своих старых бумагах, совершенно неожиданно для себя самого, я обнаружил пожелтевшие листки с записями, очевидно, по самым свежим следам этих памятных событий, но с забытыми мною подробностями. Приведу эти записи с некоторыми сокращениями:
«1 сентября 1964 года меня приняли в партию в Кировском районном комитете, а в январе 1965 года чуть было не исключили из её рядов. А случилось вот что: за месяц до Нового года, чтобы как-то поднять подписку на газету, редактор Нахабо Владимир Андреевич послал меня в Иннокентьевский совхоз, из которого поступило в редакцию несколько писем с жалобами на директора Евтина Дмитрия Михайловича. Я поработал в Иннокентьевке три дня и затем дал в газете пять „подвалов“ под рубрикой „Письма из Иннокентьевки“ и подзаголовками: „1. В кабинете директора“, „2. Свет и тени“, „3. Исповедь председателя рабочкома“, „4. Я и моё решение“, „5. Донянчились“.
Успех был сильнейший: в наших двух районах, в которых распространялась газета «Знамя труда», практически все были в восторге, кто знал и не знал Евтина, потому что таких острых материалов раньше в газете и не было. Но райкому не понравилось. Почему критикуете директора? Почему не спросили разрешения? Почему так много и резко? Мол, вымысел, подтасовка фактов, клевета и т. д., и т. п. Послали разбираться двух инструкторов Кировского райкома партии: Мелякова и ещё одного такого же колуна. А от редакции был направлен заместитель редактора Худолей.
Дело закрутилось сразу же после новогодних праздников. Как они там разбирались, не ведаю. Но когда стали обсуждать этот вопрос на партийном собрании коммунистов совхоза, абсолютное большинство проголосовало за резолюцию в мою как автора публикаций и редактора, подписавшего их в печать, защиту. Но Меляков с сотоварищем стали настаивать на своей резолюции, противоположной уже принятой собранием. Тогда все поднялись и сказали: «Раз у вас есть готовое решение, то нам здесь делать нечего». И ушли вместе с секретарём партийной организации совхоза.
А на следующий день собралось бюро райкома партии. Вызвали меня и Нахабо. В кулуарах шушукались приглашённые на бюро: мол, достанется нам крепко, вплоть до снятия с работы и исключения из партии. Перетрусили мы здорово, но решили воевать до последнего. Но всю райкомовскую затею поломала главный экономист и секретарь партбюро совхоза Артамонова: она привезла протокол, который был принят партсобранием, а не тот, который навязывали Меляков и компания. Назревал скандал.
Однако на этом дело не закончилось: сразу после мартовского пленума ЦК КПСС первый секретарь Кировского райкома партии Агапов Иван Тимофеевич послал вторично проводить партсобрание в Иннокентьевке целую команду во главе с третьим секретарём райкома партии Калиша Андреем Романовичем. Большинство участников собрания по-прежнему поддерживали меня и газету, но Калиш гнул свою линию, вёл себя грубо и всё же протолкнул своё решение с небольшим перевесом.
На следующий день к нам в редакцию приехала крайне возмущённая Артамонова и привезла письмо, подписанное десятками работников совхоза, коммунистов и беспартийных, членов профсоюза, в котором единодушно поддерживали нас. Вот тогда-то я и написал письмо собкору газеты «Правда» Виктору Стефановичу Кожемяко. Опубликовал по этому поводу критическую заметку и собкор Пётр Макарович Рубан в своей краевой партийной газете «Красное знамя». Это и выручило нас – помогли братья-журналисты, не оставили нас на съедение волкам-аппаратчикам. Эффект был неслабым: Мелякова с напарником вытурили из райкома партии, третий секретарь Калиш получил партийное взыскание. Худолея Ивана Михайловича перевели на работу в газету Хасанского района. Авторитет газеты заметно поднялся. А для меня всё это стало хорошей школой, я приобрёл авторитет в городе и районе – за нашей борьбой следили все. Вот такие дела…»
Так и не знаю, приезжал ли один из наших спасителей, Виктор Стефанович Кожемяко в Кировку, но с той самой поры нас уже никто никогда не трогал. А 5 мая, в День Советской печати, я прочитал в краевой газете «Красное знамя», которая в то время выходила 300-тысячным тиражом, заметку Петра Макаровича Рубана, опубликованную под рубрикой «Журналисты о журналистах», о моей собственной персоне. До сих пор храню эту газету как дорогую реликвию:
«Журналисты о журналистах»
ВСЕГДА – В КОМАНДИРОВКЕ
Встретиться с ним всё как-то не получалось. Зашёл недавно в редакцию и спрашиваю:
– Не возвратился Виктор с Комаровки?
– Возвратился и сегодня снова укатил в командировку.
Через два дня снова зашёл к коллегам. Но Виктора Холенко опять не застал.
– Где-то на полях Лесозаводского совхоза, – сказали мне в редакции.
Встреча всё же состоялась при несколько необычных обстоятельствах: я – с автобуса, он – в автобус.
– Спешу в редакцию, хочу поскорее написать о кировских мелиораторах, – бросил он на ходу. – Чудо парни – настоящие степные богатыри!
Очерк «Мелиораторы» – о строителях Кировского управления треста «Примводстрой» вскоре появился на страницах районной газеты. Влюбленно и страстно автор поведал читателям о нелёгком труде покорителей болот.
В другой раз мы встретились с Виктором в поле, у комбайнов. Виктор, держа в руке с десяток пшеничных колосков и зло поблескивая очками, говорил вслед уходящему к далёкому краю поля комбайновому агрегату:
– Вы только посмотрите, что делают! Подняли хедер и гонят гектары. А хлеба сколько в стерне остаётся. Вот на одном квадратном метре собрал. Задержусь, узнаю фамилию бракоделов…
Виктор Холенко – рядовой боец многочисленной армии работников районной печати. Знаю и наблюдаю за его ростом уже несколько лет, и не перестаю удивляться его трудолюбию и энергии. Он, как мне кажется, из тех газетчиков, которые получили закалку в самом пекле жизни. Работая бетонщиком на стройке, Виктор написал первую заметку в газету. Напечатали. Потом рабочий коллектив помог ему твёрдым шагом пройти нелёгкую дорогу от рабкора до журналиста.
Ему до всего есть дело, он всегда среди людей. И ему всё удаётся. Но удача сопутствует настойчивым, упорным.
– Нужен материал о работе передовой паровозной бригады, – предложил Виктору редактор.
И вот корреспондент двинулся в путь. В паровозной будке вчетвером тесновато. То и дело открывается огненный зев топки. От жары и копоти першит в горле. В ушах непрерывный гул и лязг железа. С непривычки у Виктора кружится голова. Но не сдаваться же! Ружино – Бикин – Ружино. Суточный рейс завершён. Теперь есть о чём рассказать читателям. Репортаж «Обыкновенный рейс» читается легко и подкупает своей эмоциональностью:
"…Грудью разрывает морозную тьму локомотив. Не спускает
