Шрифт:
Закладка:
Сейчас её интересовал только Борис, его жизнь и здоровье. Иногда она физически ощущала его боль: как тяжело ему дышать, как болят заживающие раны и ожоги. Господи, она отдала бы все сейчас, чтобы быть рядом!
Она не решалась позвонить Берте, боясь её гнева и криков. Узнав в холдинге телефон Ирины, Аня позвонила ей.
– Добрый день, Ирина. Это Анна Рауде. Как Борислав чувствует себя? Я бы хотела проведать его... – её голос дрожал от волнения.
– Анна? А почему ты мне звонишь? – она сделала вид, что оскорбилась.
– Извините... Просто его родителям я не могу позвонить – вы же понимаете?
– Анна, я считаю, что тебе незачем приходить. Посторонние ему сейчас не нужны, а близкие все рядом с ним! – обозначила свою территорию Ирина.
– Хорошо, я не буду приходить. Скажите просто, как он? – взмолилась Анна.
– Думаю, после новости о том, что скоро станет отцом, он быстро пойдёт на поправку! – Ирина бросила трубку.
Слезы застилали лицо Анны. Сейчас, именно сейчас наступила эта точка невозврата в их отношениях. Никогда... Как же она ненавидела это слово! Никогда больше не будет поцелуев, никогда не будет признаний! Этого человека она будет видеть со стороны, издали наблюдая за его семьёй.
Никогда больше не будет надежды... Ирина одним предложением перечеркнула то, к чему долго, мучительно сомневаясь, шли они с Борисом.
Росток, пробившийся сквозь асфальт, беспощадно растоптан...
Анне нравился Семенихин – неуклюжий, рыжий, старательный следователь. Она позвонила в управление, чтобы узнать, когда будут похороны. Под проливным дождём на кладбище она плакала в стороне, обняв его молодую вдову. За что? За что с ними так? Лешку хоронили в закрытом гробу... Коллеги Семенихина устроили поминки в управлении. Лисицына пригласила Анну помянуть с ними Алексея.
Анна сгорала от переживаний, ей не терпелось узнать, что же произошло. Она терзала следователя расспросами о происшествии, а после попросила об одолжении:
– Валентина, прошу вас, расскажите о самочувствии Бориса? Я места себе не нахожу...
– Почему вы не сходите сами? Это ваш работодатель, начальник, что в этом такого?
– Меня не пускают... Никого вообще не пускают из посторонних. Я даже не знаю, пришёл он в себя или нет… – молила её Анна.
Валентина рассказала о том, что было ей известно.
Анна не жила, а существовала. Каждое утро благодарила Бога, что Борис пережил эту ночь. В её голове были только догадки, в каком он состоянии, насколько тяжелы его травмы и как ему больно. Ей так хотелось быть рядом, чтобы разделить его боль, но имя Анны Рауде стояло в списке тех, кого к Борису пускать нельзя...
Со временем Анна стала оживать, каждый день благодаря Бога за этот хрупкий дар под названием жизнь.
Марина уехала, и Аня осталась совершенно одна в своей новой квартире. Часто приезжала мама поддержать её. Анюта ещё больше похудела, осунулась от переживаний.
Она даже не вспомнила о том, что в Россию должен приехать Отто: эти две недели она была, как во сне. Он позвонил утром за несколько дней до приезда:
– Аннет, ты не пишешь, не звонишь... Я все знаю – свадьбы не будет?
Она удивилась осведомленности Отто, ведь ничего не говорила ему.
– Отто, дорогой, ну ты сам все понимаешь... Пока Борис в тяжелом состоянии, о какой свадьбе ты говоришь?
– Я знаю, что даже при его полном здравии ты отказала бы мне.
– Отто, мы по телефону будем говорить? Я хотела все же встретиться с тобой.
– Думаю, не стоит, Аннет...
Они сухо попрощались, но у Анны не выходило из головы: откуда Отто было все известно? С кем из Колосовских он общался? Со всеми или с каждым в отдельности? Про взрыв мог узнать у любого, но об их объяснении знала только Ирина. Так думала Анна: наверняка знать она не могла, кому ещё о своих чувствах говорил Борис.
Все местные газеты и журналы пестрили статьями о взрыве. Вернее, о покушении на одного из самых завидных холостяков Красноярска. В каждом ларьке Анна видела улыбающееся фото Бориса. Любимый, родной...
«Анька, что же мы натворили с тобой...» – порой снилось, как его чувственные губы касаются её горячего виска, как он приподнимает её подбородок, чтобы объясниться, глядя в глаза... Не видя любимого так долго, постепенно она стала забывать его образ.
Именно после взрыва, разделившего её жизнь на две части, Анне захотелось официально развестись. Тем более что Юргис был одним из главных подозреваемых в покушении.
Эту версию активно разрабатывал полковник Орлов, а Лисицына, напротив, считала, что делать ему это не нужно. Она понимала: ей придётся возвращаться в самое начало следствия и копать, используя то, что удалось узнать Семенихину. Это значит, что возобновятся допросы в холдинге, где опять будут всплывать имена Юргиса и Анны, и расследовать это дело ей придётся, как в старые добрые времена, основываясь на показаниях и собственной дедукции.
Анна позвонила Лисицыной сама. Ей не терпелось покончить со своим браком. Именно сейчас, после взрыва, когда чуть не погиб любимый человек, её стало тяготить положение жены преступника.
Она попросила Валентину выдать документ о том, что Юргис является пропавшим без вести, и написала заявление, хотя Валентина уговаривала её не торопиться.
‒ Анна, вы понимаете, что пока ваш муж находится в розыске, у вас есть временное право на управление его имуществом?
‒ Валентина, я продала квартиру, и все деньги отдала Колосовским. Другого имущества у нас нет.
‒ А как же акции? Ведь ваша доверенность не подразумевает их переоформление?
‒ Да, это так. Только я решила развестись вопреки этому факту! ‒ резко ответила Анна.
‒ Хорошо, пишите заявление.
Вот так бездарно закончился её брак, который она тянула на своих хрупких плечах, убеждая, что поступает правильно, смиряясь и созидая. Давно пора забыть о прошлом.
Помимо всего, звонки Лисицыной являлись возможностью узнавать о состоянии Бориса. Без изменений... Стабильно тяжелое... Как же она хотела быть рядом, держать его тёплую большую ладонь в своей, прижимать её ко лбу, как когда-то делал он!
На развод она подала, предварительно собрав необходимые документы.
Во что превратилась её жизнь? Каждый день Аня опасалась новых неожиданных событий, страшных, жестоких, вероломных. Её развитая интуиция и воображение рисовали портрет злодея, разгуливающего на свободе, ищущего идеи, способы навредить ей. Или Колосовским...
‒ Фёдоров! Игнат! ‒ Валентина крикнула вслед стажёру, собиравшемуся