все отнятые у верных церкви и признавать православными тех, которые во Фракии будут в общении с Нектарием Цареградским, с Тимофеем Александрийским в Египте, с Пелагием, Кириллом и Феодором на Востоке, с Элладием Кесарийским, Григорием и Амфилохием в Понте и Азии, и, наконец, с епископами Скифии и Мизии, дабы все Восточные области могли очиститься от ариан и духоборцев. Он издал в то же время и другие строгие законы против евномиан и манихеев, и уважая память исповедника Павла, епископа Цареградского, пострадавшего при Констанции, велел торжественно перенести в столицу нетленные мощи его из дальнего места изгнания. Замечательно, что и собор Аквилейский, под председательством местного архиерея Валериана, осудивший двух последних епископов арианских в Иллирии, Палладия и Секундиана, обратился также с окружными грамотами не к папе Дамазу, но к императорам Гратиану и Феодосию, для водворения мира церковного. Амвросий Великий, душа сего Собора и всех последовавших в Италии и Риме, как некогда великий Осий Кордубский, спрашивал Феодосия о причинах избрания Флавиана в Антиохии и Нектария в Царьграде, при жизни Павлина и Максима; получив же удовлетворительный отзыв, вместе со всем Западом вступил в общение Нектария, но еще чуждался Флавиана, по давним сношениям престарелого Павлина с епископами Западными. Папа Дамаз тщетно призывал для сего Восточных в Риме; они отрекались дальностью пути и решением собственных соборов в своих пределах. Великий Феодосии в короткое время собирал еще два раза в Константинополе тех же епископов для умирения Церкви и совершенного осуждения евномиан, которые были посрамлены в лице своих вождей — Евномия, Демофила и Елевзия, когда от них потребовали на хартии исповедание веры. Св. Григорий Нисский и Амфилохий Иконийский были их главными обличителями, и последний возбудил еще большую ревность в Феодосии против еретиков, не признававших равенства Сына Божия с Отцом. Подойдя с глубоким уважением к императору, он умышленно не воздал должной почести малолетнему сыну его Аркадию, недавно провозглашенному кесарем, а только поласкал его как ребенка; когда же раздраженный Феодосии велел с бесчестием изгнать из палат своих старца, Амфилохий мужественно обличил его. «Ты гневаешься за то, что не почитают наравне с тобою сына твоего кесаря, а равнодушно смотришь, как пренебрегают пред тобою Лицо Сына Божия, не поклоняясь Ему как Отцу».

Исполненный любви и уважения к Григорию Богослову, император дважды приглашал его на Собор; но старец, удрученный годами и огорчениями, отрекался, не переставая, однако же, из глубины своего уединения поддерживать письмами правую веру. Сперва устроил он родственную Церковь Назианскую, дав ей благочестивого епископа Евлалия, на которого сложил все пастырские заботы, дотоле на нем тяготевшие. Потом, проходя через Кесарию, воздал в день памяти Василиевой последний дружеский долг красноречивым надгробным словом, в котором еще однажды, на земле, излилась пламенная душа его спутнику лучших дней его жизни. Извиняясь пред ним, как бы пред живым, в невольном замедлении столь священного долга, заботами своими о Церквах, так оканчивал он замогильную беседу с блаженным другом.

«Приидите, и обступив меня, весь Василиев лик, все служители алтаря и высшие, и низшие, сплетите вместе со мною общую ему похвалу, воспоминая каждый какую-либо из его добродетелей. Сидящие на престолах ищите в нем законодавца, простолюдины — учредителя своего благочиния, упражняющиеся в слове — учителя, девы — руководителя к небесному жениху, жены — наставника целомудрия, пустынножители воскрыляющего вас к Богу, простые духом — столь же простого путеводителя, любители же горних созерцаний — выспреннего Богослова; благоденствующие и бедствующие ищите в нем могущего смирить вас или утешить: старцы — подпору, юноши — вождя, убогие и вдовицы — защиту, сирые, нищие и странные — отца и страннолюбца, немощные, в какой бы кто ни был болезни, — врача, здравые телом и духом — хранителя их здравия. Для всех он был все, подобно Апостолу, дабы всех приобрести, или по крайней мере множайших! Сия тебе дань от нас, о Василий, от нашего языка, некогда тебе приятного и бывшего в равной чести с твоим. Если слова мои соразмерны твоему достоинству, тебе за то благодарение, ибо на тебя уповая, вещаю; если же чего не достает, прости удрученному старостью и недугом и сердечной любовью к тебе; только то, что по силе, приятно Богу. Ты же, о божественная глава, призри на нас свыше и укроти твоими молитвами болезнь телесную, данную мне в наказание, или научи сносить терпеливо, направляя к полезному все житие мое. Когда же преставлюся, приими и меня в твои сени, дабы совокупно жительствуя и совершеннее созерцая Святую Троицу, которую видели здесь только как бы в зерцале, мы удовлетворились бы там в желаниях наших и получили бы воздаяние за понесенные подвиги. Вот тебе от меня похвальное слово; меня же, после тебя отходящего от жизни, кто похвалит? Если и оставлю по себе нечто достойное слов, ради Христа Господа нашего, Которому слава во веки, аминь!»

Водворившись в родовом поместье отца своего, где достиг глубокой старости, еще с большей горестью излил Григорий разочарованную душу свою в красноречивой поэме, изобразив все изменившие ему мечты блестящей молодости и весь тяжкий опыт многострадального странствия посреди смятений суетного земного поприща.

Глава 28. ПОДВИГИ ВЕЛИКОГО АМВРОСИЯ

Когда угасли на Востоке эти два великих светильника и еще медлил явиться третий, сопричтенный к их лику на Западе, в полном блеске воссияла слава Великого Амвросия, который был дан ему не только наставником, строителем дел церковных, но и гражданских и умиротворителем кесарей, прибегавших к его защите. От его духовной мудрости просил назиданий юный император Гратиан против лести арианской, называя его отцом своим, и благой пастырь написал для царственного сына пять книг о истинной вере в Господа Иисуса Христа; потом, по просьбе сестры своей инокини Римской Маркеллины и других благочестивых дев, посвятивших себя Богу, собрал для них свои проповеди о девстве и вдовстве по заповедям Господним и написал книгу о должностях христианина, соответствующую каждому званию в мире. Скоро оплакал он раннюю кончину благородного Гратиана, убиенного в Лионе возмутившимся против него военачальником Максимом, и державная забота пала на рамена великого мужа Церкви: охранение отрока Валентиниана, которого руководила мать Иустина, закоснелая в арианстве, а Максим покушался низвергнуть с престола. Амвросию предстояла тягостная цель пути в Галлию, умирение тирана, и ревностный не убоялся, ибо почитал себя истинным отцом сирого царевича. В Тревире предстал он Максиму, провел с ним целую зиму, но не сообщался в церкви при совершении Св. Тайн, как с убийцею законного своего Государя; однако,