Св. Кирилл Иерусалимский, Геласий Кесарийский, Евсевий Самосатский предстали опять осиротевшим паствам; но ревность Евсевия к устроению церквей была виною его мученической кончины; желая поставить православного епископа в одном малом городе Сирии, наполненном арианами, он был поражен камнем, и предал дух, умоляя о прощении своего убийцы.

Бедствовала еще Церковь Константинопольская, уже сорок лет оскверняемая арианами. Малый остаток православных без храмов и без пастыря решился, наконец, умолить друга Василиева, Григория, оставить свою пустыню, чтобы идти управить Церковь столицы, как некогда города Назианза, и после долгих отрицаний подвигся святитель на горький плач сирых. Убогий вид его, изнуренная плоть, простота обращения не вселили сперва должного к. нему уважения в народе, привыкшем к пышности столичных архиереев. Ариане и духоборцы соединились вкупе на пришедшего одолевать их ересь и повлекли его пред судилища, возбуждая чернь метать на улицах камни в чуждого старца. Не было ему и места для собрания верных, кроме частного дома родственников, приютивших в Царьграде пришельца, где устроил малую церковь Воскресения, в залог воскресения правой веры.

Но когда малая вначале церковь огласилась сладкими речами Григория, когда пастырская свирель его богословия, победив трубы риторов, соединила любовью православную паству, всеобщее изумление заступило место первого неприязненного чувства. Еретики и язычники, увлеченные необычайным его витийством, стали стекаться в тесную храмину, ибо до того ничего подобного не раздавалось с кафедры Царьграда. Сам Григорий, возвышая учение по мере возрастающего духа слушателей, изложил в пяти глубоких беседах чистые догматы о Св. Троице, о единосущии Сына со Отцом и Духом и о исхождении Духа Святого от Отца. Одобрительные рукоплескания непрестанно прерывали витию церковного, и неотъемлемое название Богослова сохранилось ему на все века, исключительно пред другими отцами вместе с одним Апостолом Иоанном. Пустынник Иероним, уже принявший сан пресвитерский в Антиохии, посетив Царьград, чтобы научиться Св. Писанию под руководством столь великого светильника, свидетельствовал в письмах своих о восхищении народном при каждой проповеди Богослова.

Но с утешением духовным посетили его и тяжкие скорби, неразлучные с ним во все течение долгой жизни. Действуя в совершенной простоте сердца, он согрел змею на лоне своем и принял в ближайшее общение философа Максима, который под личиною строгого Христианства таил грубые страсти и неблагодарность. Тщетно предостерегали Григория; не мог он сомневаться в искренности мнимого друга, пока опыт не обличил в нем врага; ибо Максим преклонил на свою сторону Петра Александрийского и нескольких епископов Египта, откуда сам был родом, и убедил поставить себя епископом Царьграда под тем предлогом, что Григорий не есть законный пастырь, имея собственную малую епархию в Сасимах. Но весь клир и народ Константинопольский, раздраженные таким гнусным поступком, изгнали из столицы Максима, и тщетно обращался он к императору Феодосию в Фессалонике и к архиепископу Петру в Александрии. Общее презрение было его уделом; Григорий хотел оставить паству, чтобы опять возвратиться в любимое уединение; но вопли народа, его упрекавшего, что он с собою изгоняет Св. Троицу, удержали его на кафедре; и после долгого прения с верными, которые не выпускали его из церкви, он принужден был дать слово остаться в Царьграде до прибытия нескольких епископов.

Пришествие великого Феодосия удержало его совершенно. Император, воспитанный в чистых догматах, придя с запада в Фессалонику, впал в тяжкую болезнь и принял крещение от руки православного епископа Асколия, который еще более утвердил его в вере. Там издал он указ именем трех кесарей, в котором, изложив правильное свое исповедание о трех Божественных Лицах, повелевал всем верным держаться чистого предания Апостольского в союзе единой Кафолической Церкви и угрожал достойной казнью еретикам. Когда же пришел в Царьград, прежде всего предложил арианскому епископу Демофилу Символ Никейский, потом велел упорному оставить столицу, вместе с Лукием, изгнанным из Александрии, а Григория принял с чрезвычайными почестями. Сам император провожал его в соборную церковь, чтобы водворить на святительской кафедре, столь долго удерживаемой арианами, и ввел без всякого сопротивления, при радостных кликах народа и клира, которые все единодушно взывали: «Григория епископом!» Смиренный пастырь принужден был укротить ревность своей паствы и не хотел сперва воссесть на кафедру, хотя и вынужден был впоследствии уступить воле народной. Он заключил подвигом милосердия этот торжественный день своей жизни, простив юношу, который в порыве раскаяния бросился к его ногам и исповедал со слезами, что покушался умертвить его; старец кротко поднял убийцу и просил только вперед не забывать Бога. Такое же великодушие оказал он и в отношении ариан, расхитивших достояние соборной церкви, предоставив наказание суду собственной их совести; ибо полагал неприличным употреблять власть гражданскую ради прибытка и, таким образом, смирением посрамив нечестие, приобрел любовь кесаря и народа. Это была самая блестящая эпоха жизни Григориевой, и вместе самая тяжкая, как о том можно судить из одного красноречивого письма его к другу.

«Ты спрашиваешь, каковы мои обстоятельства? — писал он, — весьма горестны. Василия более нет, нет и кесаря, брата по духу и плоти. Теперь могу я сказать с Давидом: отец мой и мать моя оставили меня. Плоть немощна, старость над головою, забот много, дела в беспорядке, друзья неверны, Церковь без пастыря, хорошее прошло, настало худое; плавание ночью, путеуказательного огня не видно, а Христос спит. Какое потребно терпение! Одна только смерть может положить конец моим несчастьям, и обреченный на страдания в здешней жизни, я должен страшиться их в будущей».

381-й от Рождества Христова

Император Феодосии ничего не желал столь пламенно, как умирения Церквей Восточных; ибо недостаточно было изгнать лжепастырей арианских, надлежало еще соединить и православных между собою в Антиохии и привлечь Западных к общению Восточных, ибо одни признавали там Павлина, другие Мелетия, и утвердить законного епископа в Царыраде. Он призвал в столицу всех православных епископов Востока, в числе ста пятидесяти, и собор тот был признан вселенским по важности своих определений и поскольку весь Запад единодушно принял его каноны. Благочестивый старец Мелетий подвигся из Антиохии на это последнее деяние своей многострадальной жизни с двумя пресвитерами Флавианом и Елпидием и председательствовал на соборе до тихой кончины, ибо тому светильнику суждено было скоро угаснуть перед лицом всей Церкви, его ублажившей. С чрезвычайными почестями принял старца Феодосии, которому за несколько дней до избрания на царство виделся во сне святитель, венчающий его на царство, и кесарь узнал благолепное лицо его при входе в чертоги. Исповедники: св. Кирилл Иерусалимский и Геласий