отец налил себе чаю в чашку из-под риса, однако немного, потому что был бережлив во всем, что делал, и стал пить маленькими скупыми глотками, а потом спросил сына:

– Ты пришел с каким-нибудь поручением?

И сын ответил:

– Да, только здесь я не могу сказать тебе.

Его окружили братья и сестры, молча глазея на него и ловя каждое слово, какое он скажет, потому что отвыкли от него.

Теперь и мать подошла к столу, чтобы еще раз наполнить свою чашку, потому что была охотница поесть, и муж ее обычно успевал окончить обед и уйти, а она все еще ела, – и тоже принялась разглядывать сына, говоря:

– Ты вырос вершков на десять, готова поклясться! А почему на тебе такая рваная куртка? Разве дядя не дает тебе лучшей? И чем тебя кормят, что ты так растешь? Должно быть, хорошим мясом и вином?

Юноша снова усмехнулся и сказал:

– У меня есть хорошее платье, только на этот раз я его не надел, а мясо мы едим каждый день.

Ван Купец был поражен и с несвойственной ему живостью спросил:

– Как, неужели брат каждый день дает своим солдатам мясо?

Сын поспешил ответить:

– Нет, это только теперь, потому что он готовит их к войне и хочет, чтобы они стали свирепыми и налились кровью. А я ем мясо, потому что не живу с простыми солдатами, и мне можно есть то, что остается в чашках у дяди и у его женщины, – и мне, и верным людям.

И мать сказала с жадным любопытством:

– Расскажи мне про эту женщину! Странно, что он не позвал нас на свадьбу!

– Он звал, – торопливо ответил Ван Купец, видя, что этому разговору не будет конца. – Да, он звал нас, но я сказал, что мы не поедем. Это стоило бы целую кучу серебра, и если бы ты поехала, тебе понадобилось бы и новое платье, и то, и другое, и третье, чтобы быть не хуже других.

На это женщина возразила с горячностью и повысив голос:

– Ах ты, старый скряга! Я и так никуда не хожу и…

Но Ван Купец откашлялся и сказал сыну:

– Пойдем, здесь нам не дадут покоя.

И встав с места, оттолкнул детей в сторону, но не грубо, и вышел, а сын последовал за ним.

Ван Купец шел по улице впереди сына к маленькому чайному дому, куда ходил не часто, и там выбрал стол в уголке, где потише. Но дом был почти совсем пуст, так как в этот час посетителей бывает совсем немного: крестьяне продали свои припасы и разошлись по домам, а горожане еще не приходили для послеполуденной беседы.

И тут, на свободе, сын Вана Купца передал ему поручение дяди.

Ван Купец слушал очень внимательно и не проронил ни слова, пока сын не кончил рассказа, но и выслушав все до конца, он не изменил выражения лица. Нет, на его месте Ван Помещик стал бы изумляться, закатывать глаза и клясться, что это невозможно, а Ван Купец так разбогател, что для него не было невозможного, и если он колебался когда-нибудь, то лишь оттого, что не был уверен, выгодно ли для него это дело. Деньги у него были вложены во всякого рода предприятия, и люди брали у него в долг за какие угодно проценты. Деньги у него были даже в буддистских храмах, одолженные священникам под залог храмовых земель, оттого что люди теперь стали уже не так набожны, как прежде, и только женщины, чаще всего старухи, пеклись о богах, и многие храмы обеднели и не процветали, как встарь. Деньги Вана Купца были вложены и в корабли на реках и морях, и в железную дорогу, и большая сумма была вложена в веселый дом в этом же городе, хотя он никогда не бывал там, а старшему его брату, когда он играл в кости в этом большом новом доме, открывшемся с год тому назад, не приходило в голову, что это дом его родного брата. Но дело это приносило хорошие барыши. Недаром Ван Купец основывал свои расчеты на знании человеческой природы.

Так деньги его расходились по сотням тайных каналов, и если бы он сразу потребовал их обратно, то потерял бы на этом тысячи. Однако он ел не больше и не лучше прежнего, не играл в кости, как сделал бы каждый, заведись у него свободные деньги сверх того, что нужно на еду и одежду, не позволял и сыновьям носить шелковые халаты, и, глядя на него и на то, как он живет, никому не пришло бы в голову, до чего он богат.

И потому он мог думать о трех тысячах заграничных ружей, нисколько не удивляясь, как удивился бы Ван Помещик на его месте. Да, встретившись с братьями на улице, всякий бы сказал, что Ван Помещик и есть богач, потому что тратит деньги не считая, толст до безобразия, щеголяет в мехах, шелковых и атласных халатах, да и все сыновья его тоже были разодеты в шелк, кроме маленького горбуна; он жил у Цветка Груши и незаметно достиг совершеннолетия, и родители начали о нем забывать мало-помалу.

Ван Купец размышлял некоторое время молча, а потом сказал:

– А не говорил мой брат, какой он даст мне залог? Ведь на покупку этих ружей понадобится много денег? Мне нужно солидное обеспечение, так как покупать ружья запрещено законом.

И юноша ответил:

– Он говорил: «Скажи моему брату, чтобы он взял в залог всю землю, какая у меня осталась, если не поверит мне на слово, пока я не соберу налогов на уплату долга. Теперь все налоги этой области в моих руках, но больших денег сразу я дать не могу, чтобы солдатам моим не пришлось терпеть из-за этого нужды».

– Земли мне больше не нужно, – сказал Ван Купец в раздумьи, – этот год был здесь плохой, чуть ли не голодный, и земля дешева. Того, что у него осталось, не хватит. Свадьба его съела много денег.

Тогда юноша сказал пылко, и небольшие живые глазки его засверкали, – с таким жаром он говорил:

– Отец, это правда, что дядя – великий человек. Посмотрел бы ты, как все его боятся! А ведь он добрый человек и не станет убивать без нужды. Даже правитель всей провинции его боится. А сам он не знает страха, нет! Кто, кроме него, не побоялся бы жениться на женщине, которую все называют лисицей. А если ты достанешь ему эти ружья, то он станет сильней, чем