Шрифт:
Закладка:
Оба эти театра не считались фешенебельными. Цѣны были довольно умѣренныя, и двѣ трети публики принадлежали къ мѣстному населенію мелкихъ лавочников, комми и увріеровъ. Весь этотъ людъ обожалъ, да и теперь еще очень любитъ мелодраму, которая въ то время не даромъ такъ называлась, потому что и въ «Porto S-t Martin», и въ особенности въ «Ambigu», даже въ пьесахъ изъ современной жизни, играли подъ музыку. Появленіе всякаго новаго лица непремѣнно сопровождалось, въ оркестрѣ, или зловѣщимъ tremolo, или какой-нибудь жалобной мелодіей. Этотъ обычай сталъ выводиться только послѣ войны и Коммуны, да и въ концѣ 70-хъ годовъ еще не совсѣмъ вывелся. Игра иа обоихъ театрахъ была особенная, приподнятая, въ пѣвучемъ стилѣ для героическихъ ролей, и гораздо болѣе правдивая для всего, что отзывалось бытомъ, нравами, что носило комическій оттѣнокъ. На обоихъ театрахъ создали себѣ репутаціи крупныя бульварныя знаменитости, начиная съ Фредерика Лемстра, котораго я уже видѣлъ дряхлымъ старикомъ. Въ одну изъ зимъ онъ сыгралъ нѣсколько своихъ знаменитыхъ ролей, и въ томъ числѣ главную роль въ мелодрамѣ. гремѣвшей когда-то у насъ и въ столицахъ, и въ провинціи: «Тридцать лѣтъ или жизнь игрока». Это была руина, но руииа въ высокой степени интересная для каждаго любителя театра. Вы могли все-таки распознавать— чѣмъ когда-то Фредерикъ Леметръ брал, не у одной только полуразвитой публики, а и у знатоковъ театральнаго искусства. Въ свое время онъ представлялъ собою протестъ болѣе жизненнаго романтизма противъ стоячихъ формъ классическаго исполненія. Его жестикуляція и мимика увлекали не ходульностью, а правдой и силой. И ростомъ, и голосомъ онъ дѣйствовалъ такъ же обаятельно, какъ и страстностью, и умѣньемъ художественно выполнять всякие эффекты Такимъ мнѣ характеризовалъ его и мой преподаватель декламаціи Ашилль Рикуръ. Для Фредерика Леметра, въ концѣ Имперіи, поставлена была и новая драма, гдѣ онъ игралъ роль старика и въ этой роли онъ далъ всѣмъ намъ чувствовать: какія силы были въ немъ двадцать лѣтъ передъ тѣмъ. Я никогда не забуду сцены, гдѣ главнее лицо, пораженное нравственнымъ ударомъ, внезапно сходитъ съ ума и начинаетъ, схвативъ соломенный стулъ, плясать по сценѣ… Въ тѣ же годы доживалъ свой артистическій вѣкъ и первый актеръ на роли «de capo ct d’epée», въ костюмныхъ пьесахъ, Мэлэнгъ, слившійся для парижанъ того времени съ фигурой и похожденіями д’Артаньяна въ «Трехъ мушкатерахъ», Онъ же всегда игралъ роль героя и въ «La tourde Nesles». Дѣйствовали съ успѣхомъ и другіе первые сюжеты, какъ напр., Лакрессоньеръ, только недавно умершій. Дюгэ и Дюмэнъ, исполнявшій роль патріота Ризора въ драмѣ Сарду «Patrie». Въ актёрахъ генераціи, къ которой принадлежали Лакрессоньеръ и Дюмэнъ, было уже меньше ходульности. Они могли бы доработаться до очень художественной игры, если бы весь строй исполненія не заставлялъ ихъ быть болѣе бульварными артистами, чѣмъ было бы желательно. На сценахъ «Porte S-t Martin» и «Ambigu» вырабатывались однако же замѣчательные артисты для характерныхъ ролей, напр., Полепъ Меньё (онъ долго жилъ), создавшій себѣ крупнѣйшую репутацію едва ли не единственной ролью одного изъ преступниковъ въ знаменитой драмѣ «Lo courrier do Lyon», которая обошла и всѣ русскія сцепы подъ заглавіемъ «Ограбленная почта». Французскіе актеры, сравнительно съ нѣмецкими и англійскими, не очень большіе мастера художественно гримироваться; меньше занимались этимъ, да и теперь не такъ занимаются, какъ актеры другихъ странъ; а Поленъ Менье именно и поразилъ искусствомъ «so faire une tete» — создавать обликъ въ малѣйшихъ подробностяхъ: маскѣ и манерѣ, и движеніяхъ, и тонѣ. Въ меньшей степени такимъ талантомъ гриммировки и превращеній изъ одного лица въ другое, въ одной и той жс пьесѣ отличался и первый сюжетъ театра «Ambigu», въ концѣ 60-хъ годовъ— Клеманъ Жюсть, о которомъ теперь и на бульварахъ, вѣроятно, очень немногіе помнятъ. Долго ещё игралъ и старикъ Тальядъ и считался самымъ типичнымъ представителемъ мелодраматическаго тона. Онъ долго игралъ трагедію на театрѣ «Одеонъ» и промѣнялъ ее на изображеніе подвинченныхъ героевъ пьесъ такъ называемой «бульварной» драмы. Но онъ пробовалъ себя и въ шекспировскихъ роляхъ. Сквозь нѣкоторое завываніе и условность жестовъ, вы, лѣтъ тридцать пять тому назадъ и даже позднѣе— къ 8о-мъ годамъ — чувствовали въ Тальядѣ силу и способность на артистическое воодушевленіе. И, какъ большинство актеровъ той эпохи, Тальядъ доживалъ свой вѣкъ въ бѣдности, нс такъ, какъ тѣ знаменитости «finde siècle», которыя стали объѣзжать Европу и Америку и наколачивать себѣ милліоны. Когда-то знаменитаго перваго любовника Лафферьера (игравшаго въ Петербургѣ при Николаѣ I-мъ) я видѣлъ старикомъ, въ концѣ 60-хъ годовъ. Онъ заново сыгралъ роль Антони въ романтической драмѣ Дюма-отца и поражалъ своей моложавостью: слишкомъ шестидесяти лѣтъ осмотрѣлъ тридцатилетнимъ мужчиной.
Чисто парижская веселость, жанровый комическій фарсъ пріютились давно уже на театрѣ «Пале-Рояля» и вторая половина 60-хъ годовъ была, конечно, самой блестящей полосой этой сцены для людей моего поколѣнія. Тогда сложилась образцовая труппа такихъ комиковъ и буффовъ какъ Жоффруа, Леритьё, Іасёнтъ, Браccëpъ, Жнль Пересъ, Ласушъ, молодой: Пристонъ. Имъ подъ пару шла такая превосходная комическая старуха, какъ покойная мадамъ Тьерре; да и всѣ они вскорѣ перемерли, за исключеніемъ одного Ласуша. Изъ женщинъ— въ Пале-Роялѣ расцвёл талантъ прелестной Селины Манталанъ (знакомой и петербургской публикѣ) и комической ingenue Селины Шомонъ. Театръ «Пале-Рояля» создалъ себѣ спеціальность, которая и до сихъ поръ держится — это область, если хотите, «желудочнаго», но все-таки же здороваго смѣха. Съ такимъ артистомъ въ главныхъ роляхъ, какимъ былъ Жоффруа, фарсъ никогда не опускался слишкомъ низко, держался на уровнѣ жанровой веселой комедіи; да и репертуаръ стоялъ тогда выше. Эго было время самой талантливой плодовитости водевилиста Лабиша, попавшаго во французскую академію съ полнымъ сочувствіемъ всего литературнаго Парижа, потому что среди его безчисленныхъ фарсовъ попадаются веши ск даровитой наблюдательностью, съ комическимъ воображеніемъ, съ большою долей жизненной правды и хорошей сатиры, какъ напр., такая пьеса, какъ «Садпоttе», имѣвшая, въ половинѣ 60-хъ