Шрифт:
Закладка:
Ветхий Завет, в сущности, совершенно прав. Человек действительно был изгнан из Эдема, райского мира, только мир этот располагался здесь, под толщей воды. Человек тысячи лет искал его, пытаясь вернуться в материнское лоно, не подозревая, что всё это время Эдем был совсем близко. Достаточно протянуть руку и погрузить её в мягкую и податливую прохладу океана.
Человек был изгнан из Эдема, отправлен на сушу — возводить дома из мёртвого камня, дышать сухим, как песок, воздухом, отращивать тяжёлые кости. Чудовищно меняясь, уродуя свою грациозную и прекрасную изначальную форму, он стал уродовать и всё, что его окружало. Он придумал тысячи смыслов для того, чему смысл был не нужен, и веками строил для себя всё новые и новые клетки, из камня, из смыслов, из слов. Хотя мог бы скользить, свободный и беспечный, в бездонной глубине моря.
Какое счастье, что он вернулся сюда, на свою родину, в свой Эдем. Чувство свободы распирало изнутри узкую костистую грудь, как бескрайняя галактика, запертая в маленькую бутылку.
Герти плыл и улыбался.
Герти был счастлив.
Он плыл.
* * *— Пейте, мистра. Пейте.
Герти через силу открыл глаза. Веки скрежетали, как ржавые ставни. Из глубин тела поднималось зловоние, похожее на запах гниющей лошади, брошенной посреди пустыни. Язык умирающей змеёй дёргался в пересохшем русле рта. Мир давил со всех сторон, напирал всеми своими острыми углами, норовил раздавить.
Герти протянул бессильную плеть руки, с трудом удержав протянутый Мауном стакан. Пить хотелось необычайно. Все клеточки его тела сморщились как лягушки во время засухи, потрескались…
— Пейте медленнее, — посоветовал Муан, помогая ему опрокинуть стакан в пересохшую яму рта.
Вода сотворила чудо. Восхитительно прохладной струёй она проникла в пищевод и ниже, просочилась ручейками к каждой пересохшей клеточке, смочила пылающую утробу.
— Во имя Мауи! — выдохнул Муан, разглядывавший тем временем обстановку, — Вы вчера съели целую рыбу? Один?
Герти попытался вспомнить. Ну да, он пожарил две рыбы, одну оставил на потом, а другую…
Переливающиеся глубины океана.
Трепещущие узкие тени рыб на безмятежной поверхности песчаного дна.
Качающиеся водоросли.
— Рыба! Рыба!..
Только тут Герти заметил, какая ужасная обстановка царит в его апартаментах. Мебель валялась в полнейшем беспорядке, раскиданная по всей комнате. Портьера была сорвана с окна и, кажется, изрезана. На полу инеем серебрились осколки битой посуды.
— Который… который сейчас… час? — пробормотал Герти.
— Семь пополудни.
— А день? День какой?
— Суббота. Вы, мистра, всю ночь и почти целый день плавали.
— Плавал? — глупо спросил Герти.
Кожа ладоней показалась ему холодной и гладкой, состоящей из множества твёрдых пластинок, как в его кошмаре. Он стал судорожно рассматривать свои руки, но они, по счастью, были покрыты вполне обычной человеческой кожей, никакого намёка на чешую.
— Не нырнули. Но плавали изрядно. Что ж вы думаете, целую рыбу съесть… Её бы на пять человек хватило. А вы её сами… Я думал, мистра, вы умеете с рыбой обращаться. Сказали, что с детства её едите. Ох, не к добру я вам её принёс!
— Так это всё от рыбы? От одной маленькой рыбы? Господи, мне до сих пор кажется, что от меня несёт тиной…
— Водорослями, мистра.
Герти запустил руку в волосы, и на грудь ему шлёпнулось несколько бурых и зелёных шнурков. Он чуть не вскрикнул, отшвырнув от себя водоросли, словно ядовитых змей.
— Святая Дева Мария! Так это было и в самом деле? Наяву? Я плыл и… и…
— Не в самом деле. Вам это снилось. А водоросли из японского ресторана, что внизу. Вы были там около полуночи.
Герти приложил ладонь ко лбу, чтоб придти в себя. Не очень-то помогло.
— Я? Глупость какая. Зачем бы я пошёл ночью в японский ресторан? Да ещё и ночью?
— Кто знает, что на уме у рыбоеда, мистра? — вздохнул Муан, — Видно, на запах моря пошли. Бардак приличный там устроили, между прочим.
Герти захлопал глазами. Это ощущение было даже приятным, оно напоминало о том, что у него, в отличие от рыб, есть веки.
— Это невозможно. Я был в беспамятстве, и только… Какая-то слабость накатила. Возможно, лёгкий приступ лихорадки или что-то в этом роде. Может, грипп…
— Разгромили кухню, — неумолимо продолжил Муан, глядя на хозяина, — Опрокинули чаны с водорослями. Пытались забраться в аквариум.
Герти попытался вспомнить, что делал после ужина, и не вспомнил ровным счётом ничего. Все последние сутки оказались заполнены пустотой. Булькающей и непроглядной пустотой.
Герти ощутил ужасную слабость. И страх.
— Муан, зачем ты наговариваешь на меня? Это уж чересчур…
— Можете спросить у хозяина, мистра. Только на вашем месте я бы повременил с этим дня два-три. Он ещё немного злится.
— Я разгромил его кухню? — у Герти перед глазами поплыли круги, — Господи Б оже мой… Могу представить. Какой стыд. Невероятно.
— Нет, злится он не из-за кухни. Вы там почудить немного успели.
— Сильно? — спросил Герти, сгорая от стыда.
— Прилично, — ответил невозмутимый Муан, — Плавали по полу. Получалось у вас не очень-то. И ещё повезло, что было мало посетителей. Пытались клевать мух. Тоже неудачно. Когда хозяин стал угрожать вам полицией, обозвали его сухопутным ослом, недостойным настоящей жизни.
Щёки Герти пылали.
— Какая гадость!
— По счастью, до греха не дошло. Я на шум поспел. Забрал у вас эту штуку. А то уж вид у вас больно нехороший был, могли чего дурного сотворить.
На серванте, блестя никелированными боками, лежал короткоствольный револьвер. Револьвер был знаком Герти: его он собственноручно приобрёл в оружейной лавке двумя днями ранее. Непривычно увесистый, пахнущий ружейным маслом, он казался вещью основательной и надёжной, одной из тех основательных и надёжных вещей, на которых держится мир. Револьвер этот предназначался для мистера Стиверса, на тот случай, если тот не окажется достаточно рассудителен и понятлив. Но угрожать им хозяину ресторана?.. Ему бы никогда такое и в голову не пришло.
Что-то страшное произошло прошлой ночью. Какая-то чужая сущность поселилась в его теле, чужая, отвратительная, порочная. Завладела его телом, пока разум трепыхался в водах неизвестного океана, и распоряжалось им, как вздумается. Герти застонал. Мысль об этом была стократ неприятнее самого мучительного похмелья.
— Бывает и хуже, — ободряюще заметил Муан, наблюдая за его смущением, — Один мой приятель, съев больше, чем рассчитывал, вообразил себя идущей на нерест рыбой. Целый день метал икру. Видели бы вы, на что это потом было похоже…
— Замолчи! — взвыл Герти, сдерживаясь, чтоб не прикусить зубами ладонь, — Что за дрянь