Шрифт:
Закладка:
По возвращении в Россию (в 1769 г.) Афонин преподавал в университете естественную историю. Им впервые было начато преподавание «основ земледелия» (агрономии). Он первым стремился связать химию с земледелием.
В своих работах Афонин продолжал и развивал положение ломоносовской статьи «О слоях земных». Он изучал происхождение и виды почв, делал попытку их классификации и ставил вопрос о наиболее рациональном их использовании. Афонин разрабатывал вопрос о значении в сельском хозяйстве торфа и одним из первых в России поставил вопрос о его использовании в качестве удобрения.
Заслугой Афонина перед русской наукой является пропаганда изучения почв страны. Он выдвинул идею о необходимости создания почвенного музея, где должны быть сосредоточены основные виды почв для каждого из районов страны. Следует отметить, что эта важная идея Афонина была воплощена в жизнь только в наше время. Его предложение о присылке из всех частей страны образцов почвы для этого музея (по его терминологии, коллекции) прямо перекликалось с известным предложением Ломоносова о сборе образцов русских минералов. В своих работах Афонин показывал значение лесов для сельского хозяйства и требовал систематических посадок леса и необходимости производить рубку леса так, чтобы было обеспечено сохранение и восстановление основных лесных массивов страны.
Постоянные придирки администрации и травля, которой подвергался Афонин со стороны реакционной профессуры, завершились в 1777 году изгнанием этого выдающегося русского ученого из Московского университета[623]. После нескольких лет работы по химии в Петербурге Афонин переселился в Крым, где он продолжал свою работу по химии и агрономии. Ученики Афонина профессор Ливанов и другие выступили организаторами первых сельскохозяйственных учебных заведений в России. Следует отметить, что Шевырев и другие представители буржуазной науки фальсифицировали биографию Афонина, утверждая, что он покинул университет по собственному желанию по причине «слабого здоровья»[624]. Как первый русский профессор, работавший над вопросами почвоведения и агрономии, Афонин занимает видное место в истории отечественной науки.
В конце 60-х годов кафедру профессора занял выращенный университетом молодой химик и физиолог Иван Андреевич Сибирский. Он рано умер, но его немногочисленные работы показывают, что Сибирский был химиком ломоносовской школы. Он изгонял из химии флогистон и рассматривал горение как химический процесс.
Деятельность и труды передовых ученых-естественников университета показывают, что они двигали русскую науку вперед, укрепляли и расширяли базу для дальнейшего развития материалистической философии и были тесно связаны с насущными потребностями и жизнью страны.
* * *
Работа передовых ученых университета развертывалась в условиях острой борьбы с реакционерами. Именно научная, учебная и общественная деятельность передовых русских ученых, выступавших за развитие и претворение в жизнь ломоносовских традиций, обеспечила успешное выполнение Московским университетом стоявших перед ним задач.
Между тем не только в старых работах (Шевырев, Снегирев, Бартенев, Ашевский и др.), но и в новых (Сыромятников, Гажинцев, Бахрушин) все успехи университета в XVIII веке в научной и учебной работе приписываются иностранным профессорам, приглашенным Шуваловым и Адодуровым в Московский университет (Рейхель, Шаден, Дилтей, Рост, Складан и др.). В связи с этим необходимо хотя бы кратко показать действительный характер их деятельности.
Большая часть иностранных профессоров, работавших в университете в 50—70-х годах XVIII века, не принадлежали к представителям передовой науки. Причина в том, что Шувалов и Адодуров приглашали через Миллера и Штелина отъявленных реакционеров.
При изложении вопросов о преподавании на русском языке, о составе студенчества, о работе лабораторий и кабинетов университета, об отношении профессоров к своим обязанностям и при характеристике деятельности отдельных представителей ломоносовского направления реакционная роль иностранной профессуры Московского университета уже была показана. Реакционеры в науке и в политике, иностранные профессора боролись против ориентации последователей Ломоносова на демократизацию науки и образования. Эта борьба сливалась с их борьбой против материализма. История с диссертацией Аничкова является ярким примером этой борьбы.
С позицией, занятой ими во время защиты диссертации Аничкова, смыкается их настойчивое требование об учреждении в Московском университете богословского факультета.
Первым иностранным профессором Московского университета был Ф. Г. Дилтей. Представитель прусской школы схоластического догматизма и крючкотворства в области права, он следовал в своих лекциях за Пуффендорфом. Впрочем, Дилтей не слишком утруждал себя лекциями в университете. Вся его энергия была направлена на организацию платных лекций у себя на дому. Едва приехав, он начал читать частные лекции по натуральному праву, к которым вскоре добавились геральдика, «универсальная история от сотворения мира до рождества христова», география и «политика». Причина такого «усердия» вполне понятна. Уже через два года после приезда Дилтей мог объявить, что «чтение лекции происходит в собственном доме профессора». О целях Дилтея достаточно ясно говорит опубликованное им объявление. «Чтобы не терять время в писании оных уроков, то он сочинил и перевел свои исторические лекции и их издал в печать по 2 рубля. Кто желает пользоваться книжкой не слушая толкования профессора, пусть пришлет 2 рубля»[625]. В погоне за деньгами, Дилтей открыл впоследствии пансион для подготовки крепостных приказчиков, секретарей и дядек[626].
«Труды» Дилтея по праву, истории, географии представляют из себя псевдонаучные компиляции, поражающие своей отсталостью.
Чтобы не быть голословными, возьмем для примера изданную Дилтеем в 60-х годах трехтомную работу по всеобщей истории[627]. Написанная в форме вопросов и ответов, она является попыткой насадить в Московском университете средневековую схоластику. Книга Дилтея представляла из себя пересказ библии и давно устарелых работ по истории. Убогая по содержанию, она не имела ничего общего с наукой. Рассуждения Дилтея о славянах, скифах и других народах Восточной Европы столь же нелепы и безграмотны, как и его сведения по ряду других вопросов.
Поповский еще в 1758 году отказался подписать аттестат этому бездельнику, указывая, что он не нужен Московскому университету, но требование Поповского не было удовлетворено Шуваловым. В 1764 г. не выдержала даже профессорская конференция и куратор Адодуров. Дилтей был уволен из университета. В числе других обвинений, предъявленных Дилтею, фигурировало, что он часто не бывал на лекциях, а когда и бывал, то приходил лишь на последний час, однако и в этом случае «часто выходил не читав лекций»,
