Вечереет. На берегу реки свежо. Вместе с танкистами переезжаем на западный берег. У причалов старательно трудятся понтонеры, спеша как можно больше сделать рейсов, пока не завоет сирена. Впрочем, ночные бомбежки бывают реже, и они не страшны. При налетах авиации противника переправа войск не прекращалась.

Обратно на паромах везут раненых, довольно много пленных. Паромов к ночи стало больше, и, казалось, широкая Висла еле-еле вмещает их.

Когда я вернулся снова на левый берег, в убежище, полковник Каменчук диктовал Панкову цифры переправленных танков и машин для сводки, отправляемой в штаб, Слюнину.

— Если так пойдет, — торжественно заявляет Каменчук, — то завтра к вечеру со всеми потрохами переберемся на ту сторону.

Ночуем в штабе у Берзина, в Домбровице. Это совсем не далеко от переправы. Рядом за нашими окнами — узкоколейка. С писком проносится взад-вперед мотовоз, мерно постукивают колеса платформ, груженных боеприпасами и продовольствием.

— Тыловики не теряются, — замечает Панков, устраиваясь на жестком ложе, — сразу оседлали технику.

— Молодцы, — соглашаюсь я и, набросив на себя китель, выхожу во двор. Уж больно хороша первая августовская ночь. Небо щедро усыпано звездами. Безмолвные сады благоухают ароматом сочных яблок.

Хожу возле дома и вслушиваюсь в тишину. В ее музыку вливаются и писк мотовоза, и песня солдата, чистящего картошку на ротной кухне, и эхо отдаленных орудийных залпов. Все вместе звучит как симфония прифронтовой ночи.

Я слышу приближающийся стук чьих-то шагов. Настораживаюсь: кто бы это в такой поздний час? Но вот из-за угла показывается высокая, узкоплечая фигура, широко размахивающая руками.

— Арсалан?

— Да, я, — слышу обрадованный голос Сергея Самойловича.

— Какими судьбами?

— Пакет от Слюнина привез генералу. Рассказывайте, что тут у вас нового? — интересуется Арсалан, передавая пакет. — Слюяин вернулся вчера из Львова, взбудораженный такой. Говорит, если бы не наши саперы, то от немецких сюрпризов с часовыми замыкателями много народу погибло бы. Оккупанты там здорово старались, но не вышло. А вот в деревнях, к сожалению, часто подрываются на минах, и штаб нацеливает Загороднего на разминирование.

Мы проснулись рано. Чуть ли не в полночь вернулся от генерала П. С. Рыбалко Иван Павлович Галицкий. Подняв нас всех на ноги, он немедля стал излагать свой план организации работы переправ. Записать его быструю речь невозможно. Панков, правда, пытался это сделать, но увы...

Арсалан, которому, кстати сказать, приказано остаться здесь, вместе с нами, почему-то весел. Он все время улыбается, будто выиграл сто тысяч. Генерал уже несколько раз посмотрел на него косо, не понимая, к чему улыбка.

— Успокой его, — шепчет мне Панков, показывая на ссутулившиеся плечи Арсалана, — а то, кажется, нам всем попадет.

С первыми лучами нового дня началась бомбежка. Немцы неистово пикировали на баранувскую переправу.

— Теперь они нам не страшны, — сказал генерал, наблюдая за разрывами зенитных снарядов, — танковая армия на плацдарме, да и зенитная артиллерия прикрывает хорошо. Истребители тоже не позволяют безнаказанно бомбить переправы.

Ясное с утра солнце скрылось за дымкой поднимающегося тумана. Пыль на дорогах стоит столбом. Нужен, конечно, дождик. Он нужен всем: и полям, и садам, и в первую очередь людям, которые трудятся на земле. Не хотим дождя только мы, саперы. Здесь, в Привисленской пойме, это опасно: можем лишиться дорог и подъездных путей к переправам.

— Сегодня вечером наведем наплавной мост, — сказал генерал командирам понтонных бригад, собрав их вновь в то же убежище, что и вчера. — Пора, пора уже переходить на мосты, которые необходимы, как воздух. Сами знаете, что все артиллерийские тылы и тылы танковых армий сгрудились в лесу, недалеко от Вислы.

Несколько часов мы с Арсаланом работали на переправе, сверяя данные, полученные понтонерами, с новыми нашими замерами. Висла — капризная река. Поэтому ходили в ближайшие деревни и расспрашивали местных жителей о ее режиме, о поведении дамб при паводках.

Обедаем второпях в землянке, отрытой в саду, на окраине Коло. Генерал Соколов, построивший на своем веку немало мостов, хотя и пытается шутить, запивая холодным кваском жирную баранину, все же волнуется; его выдают руки, не находящие себе места за столом. Да это и понятно, ведь понтонного имущества не хватает.

Все вместе идем к месту постройки будущего моста. Здесь уже показались первые паромы, буксируемые катерами, медленно идущими против течения.

Вдруг происходит какое-то замешательство. Команд на реке уже не слышно, зато оправа и слева от нас все явственнее доносится минометная стрельба. 

— Товарищ генерал-лейтенант, — взволнованно докладывает начинжу неизвестный мне полковник, пришедший вместе с командирами бригад, — обстановка усложнилась...

— Каким образом?

Полковник, переведя дыхание, громко и с тем же волнением в голосе продолжал:

— Противник, подтянув в район Мелец две мотодивизии, еще вчера начал наступление на север, вдоль Вислы, стремясь отрезать наши войска, находящиеся на плацдарме. Сегодня его моторазведка на нескольких бронетранспортерах проникла глубоко к нам в тыл, захватив поселок Майдан. Активизировались немцы и в Тарнобжеге, стремясь соединиться со своей южной группировкой.

Генерал больше ничего не спросил. Задумался. В это время я чувствую, как кто-то нервно меня тянет за руку. Выхожу из убежища. Оказывается, Панков. Смотрю на его побледневшее лицо и ничего не понимаю.

— Иди сюда, — говорит он, осторожно поднимаясь на дамбу, — смотри.

Хорошо вижу, как впереди, в километре от нас, в садах Коло, чуть ли не там, где мы обедали, идет огневой бой. Немецкие автоматчики бегают во весь рост, гоняясь за нашими грузовыми машинами.

Генерал Галицкий внешне совершенно спокоен. Он отдает распоряжения, направляет офицеров на переправы, а Соколову, недавно получившему звание генерал-майора, приказывает все паромы и катера перевезти к левому берегу. Чтобы задержать гитлеровцев до подхода основных сил, Галицкий приказывает всем саперам занять оборону, укрывшись за дамбами. Командовать обороной начинж назначил полковника М. С. Бараша.

Кто-то сообщил, что в Барануве стоят три наших танка в ожидании переправы.

— Нет, — сказал решительно Галицкий, — переправлять их никуда не будем. Пускай помогут саперам в обороне, — и сам