Шрифт:
Закладка:
Каким-то чудом пару минут спустя служаночка нашла в себе силы успокоиться. Она потёрла покрасневшие глаза, ещё сильнее их раздражила, испуганно взглянула на Артура и низко, низко ему поклонилась.
“Спас… спас…” Пыталась она поблагодарить его.
Артур её прервал: “Не нужно”.
Девушка запнулась.
“Я была с папой…” Пробурчала в сорочку мамы Маргарита, которую девушка обнимала крепко-крепко
В некотором смысле она говорила правду: Джозеф действительно следовал за ним как тень, но Артур всё равно нахмурился.
А служаночка поняла слова дочки совершенно иначе. Она снова, с трудом, взглянула на Артура и к своему большому удивлению юноша обнаружил, что её слезливые глазки сверкали чем-то помимо страха. Чувство в них притаившееся было настолько слабым, насколько жалким, что Артуру пришлось даже прищуриться, прежде чем он его распознал, — распознал и удивился: ведь это был гнев.
Девушка замахнулась дрожащей рукой. Старик и старуха тут же хотели броситься и остановить внучку, но вдруг обнаружили, что не могут сдвинуться с места. Артур тихо щёлкнул пальцами и пригвоздил их к земле, а потом ещё раз внимательно посмотрел в гневные, слезливые глазки девушки, — затем перевёл взгляд на её ладонь. Юноше вдруг стало интересно, а сможет она и вправду его ударить? Он намеренно не шевелился. Девушка дрожала. И её дочка тоже дрожала, опустивши глазки в пол.
Прошло несколько секунд. Вдруг служаночка вдохнула, двинула рукой и упала на корточки. Она вжалась лицом в ладони и захныкала. Все в комнате обомлели. Старики растерянно переглянулись, а девочка испуганно покрутила головой, посмотрела на Артура, на служаночку, и боязливо приобняла маму. И тогда мама сама набросилась на девочку — та пискнула, — и заключила её в объятия, вытирая своё залитое слёзками личико о плечи ребёнка. Девочка повисла в её руках, точно куколка.
Артур покачал головой, наблюдая пару из мамы и дочки, и уже собирался пойти на выход, как вдруг остановился, слегка повернулся и спросил служаночку: “Как тебя зовут?”
Девушка широко раскрыла на него свои мокрые веки, и вдруг её личико скривилось, покраснело, и она стала заливаться совсем уже жалким, пронзительным как у ребёнка плачем.
Девочка обхватила маму как могла своими ручками и стала гладить её по голове, и утешать. Между делом она взглянула на Артура и покачала головой.
Артура почему-то задело её качание. Он повернулся и вышел, и уже в коридоре услышал надрывистый сквозь плачь голосок:
“Марта”.
Марта…
Артур кивнул и пошёл на лестницу. А спустя некоторое время деревянная дверь снова открылась и старушка, старик, и заплаканная мама посмотрели на нового гостя. Девочка последняя оглядела её своими большими глазками и вскрикнула: “Тётя Мария!”
…
…
…
Артур вошёл в своим покои и снова застыл на месте. Он осмотрел их, осмотрел широкое окно, прошёл мимо завешенного зеркала и вгляделся в желтеющее, как бумажка, поднесённая к огню, небо. Солнце неумолимо приближалось к горизонту. Начинался закат.
Странная тревога внутри юноши становилась всё громче. Его словно заволакивали всё более тяжёлые, всё громче звенящие цепи. И сам он словно стоял на канате, протянутом над бездною.
В углах его покоев и под ногами, в окне и в небе сгущались тени. Каждая секунда приближала неумолимое. Артур щупал в руках свои часики, чувствовал, как двигаются стрелки, и ощущал в их непрерывном дрожащем движении ласковый шаг беспощадной судьбы.
Артуру стало душно. Он встал у края окна, потом спрыгнул. Ловко приземлился на террасу. Юноша посмотрел за решётку, на протянувшийся вдаль город. Ещё стоял день, ещё светило солнце, но приближалась неумолимая развязка.
Артур вдохнул вечернего воздуха и закрыл глаза. Он стал ждать. Сменялись минуты, солнечный свет напоминал густое масло. Жизнь в городе и в замке напряглась и зашевелилась, совершая последние приготовления, чтобы погрузиться в сон.
Артур слышал шаги у себя под ногами, шаги сотен слуг. Потом он выделил одну единственную пару, которая приближалась к нему, весёлой, нетерпеливой походкой. Она ступила на лестницу и медленно взошла наверх. Она вышла на террасу и застучала ногами о камни. Она встала у него за спиной.
Это была судьба.
Артур вдохнул.
Выдохнул.
И обернулся.
164. Сперва Ветер
164. Сперва Ветер
В темноте проплывали узкие лазурные глазки. Они двигались, медленно, медленно вперёд, вдоль тёмного коридора, и дрожали, и постоянно оборачивались, и как будто метались: а может всё-таки не стоит? Может им повернуть?
Шли дальше. Шли. Пришли.
Семь вышла на свет факела, горящего у высоких каменных дверей.
Лицо у неё было нервным, неуверенным, и в то же время взволнованным. Девушка с дрожью и предвкушением надавила на тяжелые двери.
Камень загремел и двинулся. Семь вошла в круглую тёмную комнату, но уже не настолько тёмную — потому что повсюду вокруг сверкали маленькие паучьи глазки. Своим острым зрением девушка разглядела кучку тарантулов. Они столпились и грызли окровавленный глаз. Сперва Семь перепугалась, а потом улыбнулось своей обычной кривой улыбкой: это был её глаз.
Девушка повернулась. Посреди комнаты возвышалась и белела в темноте женщина в широком балахоне, в котором не видно было ни рук её, ни ног. В её глазах сгущалась бледно-бурая дымка. Глаза эти были холодными, как два колодца, наполненные кровью.
Женщина посмотрела на Семь сверху-вниз, а потом с хрустом приподняла голову и уставилась в потолок.
“Зачем ты… пришла?” Спросила женщина, не опуская глаз.
Семь опустила голову и улыбнулась, как будто самой себе, очень отчаянной улыбкой:
“Я ничего не теряю”.
Женщина наклонила свою голову, и белые волосы накрыли её мутные глаза.
“Теряешь”.
Семь вопросительно подняла на неё взгляд.
А женщина продолжала: “Если он хочет… чтобы ты задержала меня… чтобы я…” Потеряла фразу…
“Чтобы… чтобы я не помогла Аркадии…” И снова пауза, только теперь другая, странная, как будто упоминание этого имени не столько оборвало мысль женщины, сколько увело её в иные, беззвучные дали. Семь стояла в смиренном ожидании.
А женщина моргнула и снова заговорила, и снова прерывисто, как сломанная кукла, напрягая брови, силою
