— Как с воды? — не понял Клаузен.

— Я арендовал на год рыбацкую шхуну, ее сейчас обновляют, переделывают под прогулочную яхту. Тебе, Макс, надлежит смастерить на шхуне тайник — будем прятать рацию. Не возить же ее каждый раз.

— Нет проблем, — сказал Макс, выразительно посмотрел на свои руки, — кое-что я подзабыл, конечно, но с тайником, думаю, справлюсь.

За время болезни он постарел, в голове появились седые пряди волос, около губ образовались скорбные складки: непросто поднимался Макс с постели, очень непросто… Но главное — поднялся.

— Чем мне тебя угостить? — спросил Зорге. — Есть вкусные напитки, есть половина утки по-пекински, есть хороший кофе…

— Кофе мне нельзя, напитки тоже, а утку по-пекински можно.

Зорге быстро накинул на стол бамбуковую гибкую салфетку, на фарфоровом блюде подал Максу еду.

— Версаль! — восхитился тот. — Как в Париже.

— Версаль — не в Париже, а под Парижем, — поправил его Зорге, Клаузен не выдержал, засмеялся. — Ну вот, видишь, у тебя даже физиономия посветлела, — сказал ему Зорге, — стала другой.

Макс расправился с уткой в несколько минут, остались только косточки. Вытер губы влажной салфеткой.

— В Китае утку по-пекински готовят лучше, чем в Японии.

— Это естественно, — Зорге сделал широкий жест, — то ж Китай.

— Когда можно будет посмотреть твою прогулочную яхту?

— Через пару дней.

Клаузен, довольный, сытый, мурлыча под нос какую-то песенку, отбыл домой, к Анне.

Осаки стоял перед зеркалом в своем кабинете и крохотными ножницами подправлял свои модные «немецкие» усики. Конечно, до Гитлера с его мохнатой нашлепкой под носом было далеко, но все-таки квадратные на кое-какое сходство с фюрером наводили.

У стола, по-сиротски зажав ладони коленями, сидел майор Икеда.

— Ну что, майор, прочитал новые донесения агентов? — спросил Осаки.

— Прочитал, Осаки-сан.

— И чего же? Какие-нибудь свежие мысли возникли?

— Свежие… — Икеда усмехнулся. — Мысли все те же, Осаки-сан. Не могу сказать, что они протухшие, но и свежими их тоже не назовешь.

— Всякая истина, даже самая крохотная, от повторения только сильнее блестит.

— Верные слова, Осаки-сан.

— Итак, что мы имеем от наших славных ищеек?

— Хорошие новости. Герр Клаузен наконец поднялся с постели, сел в машину и съездил в район Канда на съемную квартиру. Пробыл там один час пять минут. В это время наши пеленгаторы в районе Канды засекли работающий передатчик.

— Саму передачу записать удалось?

— Так точно. Пленка уже отдана специалисту по дешифровке.

— Отлично, Икеда-сан. — Настроение у Осаки поднялось. — Похоже, мы находимся на верном пути.

— Я тоже так считаю… Пока герр Клаузен лежал в постели, никаких передач не было, как только он поднялся, тут же застучала морзянка.

— Выходит, что радист — этот самый Клаузен?

— Да, Осаки-сан.

— Куда он поехал из Канды?

— Домой к сотруднику германского посольства герру Зорге.

— Эта фигура нам тоже очень хорошо знакома. И давно… Все сходится. Держать и того и другого под усиленным наблюдением. — Полковник вновь взялся за миниатюрные ножнички, браво пощелкал ими. Откусил ворсинку, вылезшую из носа. — Глаз с них не спускать!

Зорге остался доволен работой мастеров, которые приводили в порядок рыболовецкую шхуну — сделали все толково, со вкусом, тщательно, Рихард не нашел ни одного огреха. Заплатил мастерам щедро — те долго кланялись ему в пояс.

Муто, осмотрев шхуну, озадаченно помял пальцами левое ухо и произнес неверящим тоном:

— Никогда не думал, что эта старая деревяшка может так роскошно выглядеть.

— Это еще не все, Муто-сан, — сказал Зорге, ему нравилась непосредственность рыбака, — она будет выглядеть еще лучше, вот увидите.

— Чудеса, и только, — произнес Муто восхищенно, приложил ко лбу ладонь ребром, вновь оглядел шхуну, повторил: — Чудеса!

Вечером Зорге привез на шхуну Клаузена. Заметив, что за его машиной увязался автомобиль «кемпетай», Рихард свернул на небольшую улочку, связывающую две площади, стремительно одолел ее, сделал круг, обогнул площадь и нырнул в такую же узкую неприметную улочку, очень похожую на ту, что он оставил позади, очутился еще на одной площади, обсаженной по периметру соснами, и свернул в тихий безлюдный проулок.

Когда позади осталась токийская окраина, автомобиля «кемпетай» на хвосте уже не было, Зорге дотошно обследовал пространство позади своей машины и удовлетворенно пробормотал:

— Ежу понятно, что у этой хилой машиненки жил не хватит обскакать нас…

Макс также обследовал шоссе, уползавшее плоской серой лентой вдаль, и довольно покашлял в кулак:

— Верно.

Шхуна ему понравилась. Он исследовал переборки, стеночки между рубкой и кубриком, моторным отсеком и небольшим коридорчиком, выводящим на палубу, полы и потолки и сказал Рихарду:

— Тайник для рации лучше всего сделать за рубкой капитана, между двумя переборками.

— Макс, я в этом мало что смыслю. Если ты считаешь, что тайник надо сделать за спиной у Муто, значит, так оно и будет. Я тебя поддерживаю.

— Лучшего места нет.

— Это еще не все. Я думаю, под тайник надо заложить заряд, Макс. На всякий случай.

— И это несложно сделать, Рихард.

— Только надо сделать так, чтобы рубку снесло, а шхуна осталась.

— Это называется — целенаправленный взрыв, Рихард.

— Вот и подготовь на всякий случай целенаправленный взрыв, Макс.

— А как быть с Муто?

— Муто я заплачу за всю шхуну, целиком.

— Отлично. Возвращаемся назад, в Токио. Надо купить кое-какие материалы, взять инструменты, позаботиться о взрывчатке…

— Поехали. — Зорге обнялся с Муто, сказал ему, что Клаузену пару дней надо поработать на шхуне, и спустился вниз, к машине.

Боль, сидевшая в Бранко Вукеличе после ухода жены, немного отпустила, он посветлел лицом, стал даже улыбаться. Все эти страшные дни, недели, месяцы он глушил свое горе, растерянность, подмявшие его, в работе. Бранко работал, как проклятый, иногда напролет не только дни — это уже давно было не в диковинку, — но и ночи. Сон отгонял от себя крепким кофе.

Поскольку Бранко никогда не был обделен вниманием женского пола, то наступил день, когда он сказал Рихарду:

— Шеф, я хочу познакомить тебя с одной очаровательной японкой.

Зорге вопросительно поднял брови.

— Зовут ее Иосико, — сообщил Вукелич, — я собираюсь на ней жениться.

— Вот так так, — проговорил Зорге с улыбкой, поднявшись, отодвинул в сторону простенькую липовую табуретку, на которой сидел. — Вот так так, — с силой сжал руку Вукелича, потряс. — Правильно, Бранко! Прошлое надо отсекать решительно, чтобы оно не оставляло дырок в сердце.

Иосико оказалась скромной, очень красивой японкой с плавными движениями, будто у танцовщицы. Зорге даже подумал, что она работает где-нибудь в театре, но это оказалось не так. Иосико была домашним ребенком, и когда стала взрослой, то все решения за нее принимали родители — вот таким она была человеком. Очень далеким от театров, баров, ресторанов, светской суетни, сплетен, интриг.