— Он что вам? Родственник? — нетерпеливо спросил атаман.

— Нет. Он жил у меня на квартире.

— Ну, и нечего вам беспокоиться. Он у меня давно был на примете. Можете идти. Не до вас и не до Скубецкого мне сей-час,—атаман поднялся.

— Но позвольте,—остановила его Клавдия Владимировна,— он ведь еще юнец.

— Знаете что? — атаман дольше задержал на ней взгляд, — я вам не советую заступаться за подобных людей, а то и для вас место найдется в подвале.

Клавдия Владимировна удивленно посмотрела на него и пожала плечами.

— Если вы только на это способны...

— А вы на что способны? Вы? — взвизгнул атаман.

— Я пришла не экзамен перед вами держать, — тихо, но твердо ответила Клавдия Владимировна, — я пришла потому, 196

что мне известно, какой этот Скубецкий сумасброд и фантазер. Он мальчишка, а вы с ним — как со взрослым.

— А вам известно, сударыня, что эти мальчишки, под названием комсомольцы, теперь проделывают? А? Вам известно, что эти милые деточки, лежа за пулеметами, косят, как траву, целые эскадроны и, как ошалелые, лезут со штыками в наши окопы? Это вы, вы, понаехавшие сюда, чорт вас знает откуда, учителя и прочие разные там агитаторы разнуздали молодежь. Некогда мне было до вас добраться, хотя и сейчас не поздно. Убирайтесь или я вас спущу в подвал к вашему Скубецкому,— и атаман хлопнул по столу плетью.

—• Вежливо вы разговариваете с женщиной, — Клавдия Владимировна повернулась и пошла.

— Ах, невежливо? — атаман сорвался с места, распахнул дверь и крикнул: — Василенко! Посади!

Клавдию Владимировну схватили и повели в подвал.

Атаман, как озверелый, метался, бросая направо и налево последние распоряжения. Без конца к крыльцу станичного правления подлетали на взмыленных конях гонцы, привозя все менее и менее утешительные сообщения. У общественного амбара спешно грузили зерном вытянувшиеся вереницей фуры, со двора станичного правления вывозили сено, тут же толпился согнанный в кучу скот.

— Живо! — наливаясь кровью, орал атаман. — Чтобы через час все было вывезено! — и, вскочив на коня, он помчался к своему дому.

... Наступил вечер. Нюра сидела в темноте. Тетка не позволяла зажигать огня, поминутно выбегала во двор и прислушивалась. В станице “было так тихо, что казалось—урони из рук соломинку—сейчас же услышат соседи. Церковный сторож дед Максим' и тот потушил всегда горевший возле его сторожки тусклый керосиновый фонарь. Нюра тоже напряженно прислушивалась, она ждала условленного сигнала. Должна была придти Даша и осторожно, как кошка, поцарапать ногтем по оконному стеклу. Днем еще Даша сказала:

— Не велено никому спать. Если что — мне дадут знать, а я тебе... А Быхов и его люди будут следить, чтоб не порубили арестованных. С Быховым коммунисты, Гаркуша, Сеня и Степа.

На стене назойливо постукивали ходики. Где-то далеко лопнул одинокий ружейный выстрел. Нюра подошла к окну, прильнула к черному стеклу лбом. Ничего не было видно. Тетка возилась в углу у икон. Тихо звякнули ее ключи.

— Нюрка! — позвала она.

— Что?

—• Как думаешь — обыски будут?

— Не знаю. А что?

— У меня есть наган. Берегла на память по покойнику. Куда б нам его схоронить?

— Красные придут — подарите им.

— Ты насоветуешь. Он же деньги стоит. А продать им — не продашь.

Тетка открыла скрыню, долго копалась там в темноте, наконец взяла с иконы церковную свечку и зажгла ее.

— Свети.

Нюра светила и с трудом сдерживала улыбку, глядя, как теткой овладевает все большее и большее недоумение. Наконец, она поднялась на ноги и впилась в Нюру глазами.

— Ты взяла?

— На что ж это мне такое брать? — И, чтобы скрыть улыбку, Нюра быстро потушила свечу.

— Кому отдала?

— Буденному свезла. Что вы ко мне пристали? Не видала я вашего нагана.

Тетка тяжело вздохнула. Вдруг кто-то тихо царапнул по стеклу.

— Брысь! — Нюра повернулась к окну. — Пойду кошку впущу.

Она накинула пальто, торопясь, завязала голову платком и вышла из хаты. В условленном месте ее ждала Даша. Нюра заметила, что рядом с Дашей еще кто-то. Подошла ближе, узнала Степу.

— У Гали тиф, — шепнула Даша. — Велели тебе вместо нее идти. Пойдешь?

— Тиф? — испугалась Нюра. — Как же быть?

— Ночью ничего не сделаешь, подождем утра. Говори — пойдешь? Степа немного проводит тебя.

— Сейчас? Прямо сейчас и идти?

— Уже пора, — тихо отозвался Степа.

— Ну что ж... — Нюра поплотней запахнула пальто. — Вот только тетка хватится... Ну, пускай себе хватится! А куда идти?

— За мной, — шепнул Степа.

Они осторожно двинулись вдоль плетня. Даша догнала их.

— Погоди, Нюра, — дай руку. Не боишься?

— Не знаю... Fie думала, что придется...

— Может, я за тебя пойду?

Нюра промолчала. Вдруг бросилась к подруге.

— За что ж ты меня так любишь, Дашка? Я тебя тоже век не забуду! А пока что... Пока что не пугай меня, а то и так невесело. Пойдем, Степа.

Но не успели они сделать и десяти шагов как остановились.

— Дура я какая, — сказала она, — у меня ж наган есть.

Она сбегала в коровник и вернулась оттуда с наганом.

— Теперь идем!

Даша подождала, пока они скрылись в темноте, и, прислушиваясь к каждому шороху, вернулась домой.

На перекрестке Степа шепнул:

— Теперь иди одна. Мне нельзя. Мне надо тоже на место поспеть. Ты из нагана бить можешь?

— Немного умею... Отец когда-то показывал.

— Иди к церкви. За могилой, что с ангелом, где поп схоронен, сядь в кусты и жди Кузьму с Тарасом. Гляди в оба. Может, кто чужой пройдет. Смотри — на патруль не нарвись.

Он свернул в другую улицу и потонул во мраке. Нюра подождала, пока стихли его шаги, и, вздохнув, осторожно пошла вперед. Ночь была очень темная. Поминутно Нюра останавливалась и зорко вглядывалась в каждый встречный предмет. Ей показалось, что кто-то стоит у ворот, и сердце у нее упало. Всмотрелась... Успокоилась. Никого не было. Немного погодя где-то простучали подковами кони. Она прижалась к забору и замерла. Всадники проехали стороной. Но вот и площадь. Здесь по открытому месту пробираться было опасней. Она пошла под окружавшими площадь тополями. Вдруг вспомнила: «Тут я познакомилась со