это, все присутствующие, включая и ее знакомую, визжали, вопили, даже представители старшего поколения. Я вглядывалась в их лица и видела, что он им нравится. Я спросила девушку: «Эй, милая, что такого в этом парне?» Она ответила: «О–о–о, мисс Экстон, он просто потрясающий, большой кусок запретного плода».

На той же неделе они играли в Орландо, и местный репортер Джин Уодерс, все еще находясь под впечатлением от выступления Элвиса, несколько дней спустя написала статью:

«Музыка хиллбилли творит со своим поклонником совершенно потрясающие вещи. Она приводит его в дикое, эмоциональное и физическое состояние экстаза. Он не в состоянии сидеть спокойно, хлопает в ладоши и кричит «браво» в знак одобрения так же, как и его длинноволосый единомышленник. Он демонстрирует свое одобрение, гнусаво подпевая и пронзительно свистя сквозь зубы, топая ногами и издавая звуки, похожие на лай гончей собаки, наконец–то добравшейся до почти ускользнувшего от нее енота.

Вот так все и было, друзья, на большом шоу Хэнка Сноу. И то же самое происходило во время звездного шоу в «Опрае» перед городской аудиторией, и на обоих представлениях залы были переполнены. Было очень жарко, но, похоже, толпа этого не замечала.

Все происходящее казалось чем–то средним между энтузиазмом, плещущим во время соревнований по борьбе, и старомодной походной встречей.

Я впервые соприкоснулась с музыкой хиллбилли на шоу, которое, должна вам сказать, является полной противоположностью представлениям в Метрополитен–опере, в Атланте. И при всем своем уважении к опере я получила огромное удовольствие от этой громкой, бешеной музыки, которая сводила страну с ума.

Фэрон Янг был очень хорош, когда пел о быстротечности жизни, неразделенной любви, ранней смерти и светлой посмертной памяти, но кто действительно делал шоу незабываемым, так это производивший сенсацию двадцатилетний Элвис Пресли, которого девочки–подростки считали своим секс–символом. Они все без исключения западали на этого парня в красном пиджаке и с бакенбардами, который своей музыкой сводил их с ума. После выступления Элвис постоянно был окружен девчонками, выпрашивающими у него автограф. Каждую из них он одаривал долгим, пристальным взглядом из–под опушенных ресниц и только после этого выводил автограф. Они обожали его.

Им также нравилась взвинченная и потная мисс Марта Карсон, которая ударяла по струнам с такой силой, что могла запросто порвать парочку. Фанаты беспрестанно рвались к сцене, постоянно мелькали вспышки фотоаппаратов, и все мгновенно узнавали мелодии, встречая их приветственным ревом еще до того, как успевали раздаться первые звуки. Это было потрясающе! Эй вы, музыка хиллбилли пришла, чтобы остаться».

Тринадцатого числа они играли в Джексонвилле. Перед выступлением Мэй вытащила Элвиса и еще нескольких других музыкантов поужинать и попыталась уговорить Элвиса снять розовую с оборочкой рубашку, которую он носил. «Там были Скитер Дэвис, Джун и Анита Картер и еще несколько ребят с Элвисом. И я сказала ему: «Элвис ты выглядишь вульгарно, а вот мне твоя миленькая блузочка очень пойдет». Скитер сказала: «Я тоже хочу ее», и Джун сказала: «Я ее хочу», но в ответ он только усмехнулся. Тогда я говорю: «Элвис, ты должен отдать ее нам, любой из нас, потому что фанатки все равно сегодня ее с тебя сорвут». На самом деле мы вовсе так не считали, так как знали, что публика любит Элвиса».

В тот вечер, во время шоу, перед четырнадцатью тысячами человек в заключение своего выступления, Элвис объявил: «Девушки, я жду вас всех за кулисами». Почти немедленно они все устремились за ним. Полиция закрыла его в подвале «Гатор Боул», где Мэй и Полковник подсчитывали вечернюю выручку. Большинство других исполнителей также находились за кулисами. Мэй вспоминает, как фанаты влезли туда через окно, которое кто–то непредусмотрительно оставил открытым. «Я услышала дикий грохот и сразу вслед за этим голос Элвиса, доносившийся со стороны душевой. Я бросилась туда вместе с несколькими полицейскими, там уже было несколько сотен человек, ну, может быть, не так много, но прилично. Элвис сидел наверху одной из душевых кабинок и выглядел испуганным и растерянным, будто спрашивал: «Что мне теперь делать?» От его рубашки остались одни лохмотья, а пиджак вообще был разорван на кусочки. Кто–то даже ухитрился прихватить его ремень, носки и небольшие симпатичные ботиночки. Он сидел там в одних штанах, а фанаты пытались залезть наверх, чтобы снять с него и их. Конечно, полиция начала выгонять их, и я никогда не забуду случай с Фэроном Янгом — у одной маленькой девчонки на спине было что–то вроде горба, и когда Янг стукнул по нему, оттуда выпали те самые ботиночки Элвиса».

Полковник сказал Мэй: «Не хотелось бы плохо думать об Элвисе, но я вижу доллары в его глазах». Оскар Дэвис сказал, что именно Джексонвилл является новой точкой отсчета, здесь у людей открываются глаза. К тому моменту, как три дня спустя шоу приехало в Ричмонд, создалось впечатление, что Элвис всю жизнь был мальчиком Полковника. Вся труппа остановилась в старом отеле «Джефферсон». По стечении обстоятельств менеджер Чик Крампэкер также был в Ричмонде на одной из своих трех–четырехдневных встреч с диджеями, дистрибьюторами и музыкальными обозревателями. Региональный представитель Брэд Маккуин, который слышал первую запись Элвиса в прошлом году в Ноксвилле и видел, как на нее реагировали другие люди, послал запись в Нью–Йорк с отличной рекомендацией и убедил Крампэкера сходить на шоу. Крампэкер, утонченный, серьезный и остроумный выпускник Северо–Западной музыкальной школы, который писал классические композиции, но испытывал уважение к американской народной музыке, отнесся к Элвису с энтузиазмом. Оба, и Крампэкер и Маккуин, знали Полковника не только как нынешнего партнера Хэнка Сноу или как бывшего менеджера Эдди Арнолда, но и потому, что оба в какой–то момент сопровождали «Кантри Караван», которым Полковник заведовал в прошлом году. Чик Крампэкер вспоминал, как Паркер в прошлом апреле, в Джексонвилле, в его присутствии обвинил публициста Энн Фульчино в «умышленном искажении информации в материале, опубликованном в журналах «Лайф» и «Взгляд», — без его или его жены Марии ведома, — в котором она утверждает, что он хвастался, будто успех «Каравана» принадлежит ему. Когда я попытался объяснить, что все было совсем не так, он пообещал, что уволит нас». Брэд, который несколько лет работал со Сноу и Эдди Арнолдом, больше всех наслаждался этими связями, но, имея возможность наблюдать Полковника в действии, заметил маниакальное стремление Паркера контролировать все происходящее, его желание держать все в своих руках и его предрасположенность к непредсказуемым действиям, от чего его близкие друзья и коллеги находились в постоянном напряжении.