— Вот и славно! — сказала она.

Покрывшись испариной и задыхаясь, он молча смотрел на нее.

— И что же с вами теперь делать? Кажется, я видела в прихожей плед. Погодите!

Она вышла и вернулась с пледом. Не переставая разговаривать, она осторожно укрыла его, стараясь не причинить боли, снова вышла и принесла стакан с водой.

— Наверное, удивляетесь, что я хозяйничаю тут как дома. Выпейте-ка лучше пару таблеток аспирина.

Он безропотно подчинился.

— Пожалуйста, не беспокойтесь, — простонал он. — Спасибо за все, а дальше я как-нибудь сам.

Сестра Кеттл бросила на него взгляд и снова вышла.

В ее отсутствие он попытался приподняться, но, скривившись от острой боли, понял, что не в состоянии. Сестра Кеттл отсутствовала очень долго, и он уже начал размышлять, как ему выжить, пока приступ не пройдет, как услышал ее шаги в другом конце дома. Через мгновение она появилась с двумя грелками в руках.

— Сейчас для вас самое главное — это тепло.

— Где вы их взяли?

— Одолжила у Картареттов.

— Боже милостивый!

Она подложила их ему под спину.

— Попозже к вам зайдет доктор Марк, — сообщила она.

— Боже милостивый!

— Он как раз был у Картареттов, и если хотите знать мое мнение, то очень даже скоро мы услышим о предстоящей свадьбе. Во всяком случае, — добавила она, досадливо поморщившись, — я бы в этом ничуть не сомневалась, не будь они чем-то расстроены. — К ужасу капитана, она принялась стаскивать с него обувь.

— Взяли! Дружно! — воскликнула сестра Кеттл, отдавая дань морским традициям, чтобы сделать приятное бывшему моряку. — Аспирин действует?

— Я… думаю, да. Умоляю вас…

— Ваша спальня, должно быть, наверху?

— Умоляю вас…

— Послушаем, что скажет доктор, но я бы на вашем месте временно расположилась в комнате прислуги, чтобы не мучить себя подъемом по лестнице. При условии, конечно, — добавила сестра Кеттл, хохотнув, — что эта комната не занята никакой экономкой.

Она заглянула ему в глаза с такой доброжелательностью и простодушной уверенностью, что он был рад ее помощи и отказаться был не в силах.

— Может, чашку чаю? — предложила она.

— Нет, спасибо.

— Ничего покрепче я вам предлагать не стану, пока доктор не даст на этот счет особых распоряжений.

Он покраснел и, поймав ее взгляд, улыбнулся.

— Так-то лучше, — одобрительно заметила она.

— Мне ужасно стыдно, что я доставляю столько хлопот.

— Я могла бы сказать то же самое о своем велосипеде, верно? А вот и доктор.

Она снова вышла и вернулась с Марком Лакландером.

Марк, выглядевший значительно бледнее пациента, довольно сухо оборвал его возражения:

— Хорошо, если вам не нужна медицинская помощь, считайте, что я зашел просто так.

— Господи Боже, мой дорогой, я совсем не в этом смысле… Я ужасно благодарен, но… у вас и так хватает забот… вы же такой занятой человек… а тут еще я…

— Думаю, что вас все же следует осмотреть, — сказал Марк. — Не беспокойтесь, переворачивать мы вас не будем. Если боль не отпустит, — сказал он после быстрого осмотра, — придется принимать более решительные меры. Сейчас сестра Кеттл уложит вас в кровать…

— Боже милостивый!

— …и придет проведать завтра. Я тоже загляну. Вам понадобятся кое-какие лекарства. Я позвоню в больницу, чтобы их доставили сюда немедленно. Договорились?

— Спасибо, спасибо. Вы и сами, — неожиданно для себя добавил Сайс, — неважно выглядите. Извини, что причинил столько беспокойства.

— Все в порядке. Мы перенесем сюда вашу кровать и поставим ее возле телефона. Если что — сразу звоните. Кстати, миссис Картаретт предложила…

— Нет! — взревел капитан Сайс и побагровел.

— …послать вам еды, — закончил Марк начатую фразу. — Но к завтрашнему дню вы и сами можете быть уже на ногах. А пока, полагаю, вас можно смело оставить на попечение сестры Кеттл. Всего доброго.

Когда он ушел, сестра Кеттл жизнерадостно заявила:

— Раз вы не хотите, чтобы вокруг вас крутились прелестные дамочки, придется потерпеть меня. Сейчас мы вас умоем и подготовим ко сну.

Через полчаса он был уложен в постель с чашкой горячего молока и тарелкой с сандвичами. Убедившись, что до лампы легко дотянуться, сестра Кеттл стала прощаться с присущей ей жизнерадостностью.

— Ну что ж, — сказала она, — как говорится, пора и честь знать. Ведите себя хорошо и будьте паинькой.

— Спасибо, — смущенно пробормотал капитан Сайс, явно испытывая неловкость. — Спасибо, спасибо.

Она была уже в дверях, когда ее остановил голос капитана:

— Я… я полагаю, вы не читали «Кратких жизнеописаний» Джона Обри?[3]

— Нет, — ответила она. — А это кто?

— Среди прочего он написал «краткое жизнеописание» некоего сэра Джонаса Мура, которое начинается со слов: «Он вылечил себя от ишиаса, обварив ягодицы кипятком». Я искренне рад, что вы не стали прибегать к столь радикальному лечению.

— Замечательно! — Сестра Кеттл буквально расцвела. — Вижу, что вы наконец вылезаете из своей раковины. Счастливо оставаться!

3

Следующие три дня сестра Кеттл постоянно разъезжала по округе, навещая больных, и, будучи от природы женщиной очень наблюдательной, не могла не заметить, что здесь происходило нечто неладное. Где бы она ни оказалась — у леди Лакландер, которой накладывала примочку на распухший палец ноги, в поместье Хаммер-Фарм, где обрабатывала абсцесс у дочки садовника, у капитана Сайса, продолжавшего страдать от непонятно затянувшегося приступа люмбаго, — везде ощущалась какая-то напряженность в поведении не только пациентов, но и молодого доктора Марка. Роуз Картаретт, с которой она столкнулась в саду, поразила ее своей бледностью и нервозностью, полковник выглядел подавленным, а миссис Картаретт, напротив, чрезмерно возбужденной.

— Кеттл, — обратилась к ней в среду леди Лакландер, морщась от обработки больного пальца, — у тебя нет никакого снадобья от угрызений совести?

Сестра Кеттл ничуть не обижалась на такое фамильярное обращение со стороны леди Лакландер. Они были знакомы уже лет двадцать, и в словах старой леди звучала доверительность и даже теплота, которую медсестра так ценила.

— От такого недуга лекарства еще не придумали, — ответила она.

— Жаль. А сколько лет, — продолжала леди Лакландер, — ты пользуешь больных в Суивнингсе?

— Тридцать, если считать пять лет в больнице Чайнинга.

— Двадцать пять лет припарок, примочек, клистиров и прочих прелестей, — задумчиво протянула леди Лакландер. — За это время ты наверняка нас всех хорошо узнала. Ничего так не выдает натуру человека, как болезнь, — заметила она и неожиданно добавила: — И ничего так не скрывает ее, как любовь. Это ужасно больно, — пожаловалась она, показывая на палец.

— Потерпите, дорогая, осталось чуть-чуть, — попросила сестра Кеттл, которой леди Лакландер, в свою очередь, тоже позволяла так к себе обращаться. — А что вы имели в