Бэнкей обернулся.

Перед ним стояла прежняя Норико, в простом платье, и держала на руках госпожу кошку.

— Ты ничего не видела? — резко спросил монах.

— Со мной творятся странные вещи, — призналась девушка. — Вот точно так же я вдруг ослепла и оглохла два дня назад, когда мне приказали отнести письмо. Мне показалось, что я сперва падаю, а потом лечу. Наверно, я больна. Может быть, ты разбираешься в болезнях?

— Немного, — сказал Бэнкей. — А тогда, когда меня нашли на дне водоема? Было с тобой что-либо подобное?

— Было, — призналась Норико. — Тогда было еще хуже. Оказалось, что я в таком состоянии вышла из усадьбы и дошла до водоема… Что же мне делать? Пригласить заклинателя злых духов?

— Пока не делай ничего, — велел Бэнкей, не пускаясь в объяснения, чтобы понапрасну не пугать девушку. — В твоем возрасте это случается порой. Ступай скорее во дворец и ложись спать. Все это происходит с девушками, когда они остаются наедине. Постарайся всегда быть на людях, а я посоветуюсь с мудрыми людьми и, возможно, принесу тебе амулет. Ступай, ступай, Норико…

— Разве ты ни о чем не хотел меня спросить? — удивилась она.

— Ты же мне сама только что сказала, что не видела и не слышала в заброшенной усадьбе ничего подозрительного. Ты просто ранним утром вышла на свежий воздух, дошла до водоема и увидела меня.

— Так оно и было, — согласилась девушка. — А знал бы ты, как я перепугалась! Я никогда еще не видела, чтобы взрослый мужчина лежал без сознания! И монаха без сознания я тоже не видела…

Бэнкей, почти не слушая ее, смотрел в глаза оборотня.

Госпожа кошка тоже глядела на монаха.

И он не столько увидел, сколько почувствовал — зверек тянется к нему всем своим пушистым горячим тельцем.

* * *

В четвертой четверти часа Собаки в дамских покоях дворца Кокидэн шла удивительная беседа — настолько странная, что собеседники сперва убедились, не подслушивают ли их слуги и служанки. Ибо речь шла о загадочных, более того — очень подозрительных событиях.

— Я решительно ничего не понимаю, — сказала госпожа Акико. — Да, недавно к нам привезли новую даму, но она еще до такой степени смущается, что появляется в покоях госпожи Кокидэн только поздно вечером или даже ночью. Ни с кем в переписку она еще не вступала. Да и неудивительно! Мы ей дали переписать несколько страниц нового романа и почерком она вовсе нас не обрадовала. Впрочем, она еще молоденькая. Если будет старательно копировать чей-либо хороший почерк чего-нибудь в жизни добьется.

— Та дама, с которой переписывается Минамото Юкинари, имеет красивый почерк, я бы даже сказал — почерк утонченный. Я нарочно взял с собой ее послания, чтобы вы посмотрели и сказал, кто их писал, — с этими словами Фудзивара Нарихира просунул стопку листков, завернутую в бледно-лиловый шелк и перевязанную нарядным шнурком, под церемониальный занавес, а госпожа Акико там ее приняла.

Некоторое время молодой придворный ждал ответа.

— Не знаю… — прошептала госпожа Акико. — Что касается почерка вы правы, он прелестен. Но ни одна дама во дворце Кокидэн так не пишет. И еще могу вам сказать — я читала много писем, и любовных, и прочих иных, я ведь уже десять лет при дворе. Но ничего подобного не видела, а память на почерки у меня хорошая.

— С кем же переписывается Юкинари? — в изумлении спросил Нарихира. — Ведь он в кого-то влюблен, он просит о тайном свидании, если судить по стихам — то свидание скоро состоится! А теперь выясняется, что такой дамы во дворце Кокидэн нет!

— Похоже, во дворце завелась лисица, — пошутила госпожа Акико, — и она морочит господину Юкинари голову. Но если без шуток — я действительно не знаю, кто бы мог написать эти письма.

— Лисица? — и тут Фудзивара Нарихира вспомнил всю историю с госпожой кошкой. — Да, боюсь, что вы угадали — тут дело нечисто. До сих пор я только читал про оборотней, в которых влюбляются молодые люди. Неужели к Юкинари прицепилось такое несчастье?

— Погодите, погодите, — прервала его госпожа Акико. — Давайте разберемся как следует. Юкинари находит в каких-то очаровательных развалинах обрывок стихотворения. По двум строчкам он воображает себе, какая неслыханная красавица их сочинила.

— По двум с половиной, — буркнул удрученный Нарихира. — Говорил же я ему, что такие страсти к добру не приводят!

— И вот он находит эту красавицу во дворце Кокидэн. Более того она пылает к нему теми же чувствами, что и он к ней. А вы почувствовали опасность для своего друга и хотите узнать, как зовут даму и хорошего ли она рода.

— Если только про оборотня можно сказать, что он хорошего рода! сердито воскликнул Нарихира.

— Вот вы опять упоминаете нечисть. Вы действительно считаете, что Юкинари заморочила лисица, или привидение, или я уж не знаю что?

— Вы будете смеяться, но я сейчас действительно именно это и думаю.

— Тогда сделаем вот что, — решила госпожа Акико. — Я внимательно прочитаю все стихи. Допустим, кто-то из наших дам хочет сохранить тайну и дает стихи переписать кому-то совсем постороннему. Может быть, своей служанке…

— Ни за что не поверю, что у служанки может быть такой почерк, возразил Нарихира. — Даже если она выучится женскому письму, никакого изящества в почерке не будет.

— Не перебивайте меня! — возмутилась госпожа Акико. — Я допускаю, что стихи переписывает некая сказочно одаренная служанка. Проверим сперва все обычные возможности, а потом уж перейдем к необычным. Так вот, я попробую понять, кто из наших дам вообще мог сложить такие стихи, не думая при этом о почерке.

— Попробуйте. Я-то этого знать не могу, в вашем дворце я переписывался только с Гэн-но-тюро. И кое-что мне показывали…

Он замялся, не желая называть молодых придворных, которые хвастались любовными письмами.

— Подождите. Я должна читать очень внимательно, не отвлекайте меня, пожалуйста, — попросила госпожа Акико.

Фудзивара Нарихира довольно долго просидел перед церемониальным занавесом. Он в подробностях изучил узор на рукавах китайской накидки и платьев госпожи Акико, проскользнувших под край занавеса. Это были крупные ветки глициний на шелке цвета спелого винограда. Нарихира оценил вкус придворной даме и в подборе оттенков верхнего и нижних платьев — пурпурного, двух белых и трех бледно-лиловых. Потом он долго разглядывал собственный веер, думая, какой рисунок заказать мастеру. От этих мыслей его отвлекло созерцание циновки, на которой он сидел великолепной, плотно сплетенной зеленой циновки с широкой узорной каймой, какие постилают только для самых знатных персон. А госпожа