зазвучали угрожающие нотки. – Его жизнь не стоит стертого динара. Впрочем, так же, как и жизнь его капитана.

– Если я не вернусь с этой встречи, – произнес турок, стараясь сохранять спокойствие, – вам не поздоровится, господа мои.

– Если кому не поздоровится, – грубо оборвал его второй купец, – то лишь тебе одному. Оглянись, нахал, – и он щелкнул пальцами. В тишине, наполнявшей таверну, щелчок прозвучал отчетливо громко, Барбаросса увидел, как из-за ближайших столов поднялись трое молодцов и решительно двинулись в угол.

– Ты просто не вернешься на галеру, – со смешком произнес первый купец. – Бесследно исчезнешь, как съеденный кебаб, а вскоре и твоему капитану станет некуда возвращаться.

Барбаросса понял, что турок прав, а купцы бессовестно врут и ради наживы готовы на убийство, которое, судя по развитию событий, должно было сейчас произойти.

Трое обступили столик, загородив его от зала. По пути один из молодцов споткнулся о ногу Барбароссы и пинком отбросил ее в сторону. Турок попытался вскочить с места, но его левая рука была тут же пригвождена ножом к столешнице. Он коротко взвыл, один из молодцов набросил ему на голову мешок и стал закручивать вокруг горла.

Барбаросса действовал не задумываясь. Потом, вспоминая случившееся, он не мог понять, почему так решительно и без оглядки бросился защищать незнакомца. То ли боль в ноге от удара разозлила его, то ли презрительное пренебрежение, с которым молодец отшвырнул его, точно вредное насекомое, то ли вопиющая несправедливость, вершившаяся на его глазах. Да, прямо при нем, без малейшей жалости и без явного повода убивали человека, и он не мог оставаться безучастным свидетелем.

Ярость ударила в голову и рванулась в кулаки. Вскочив на ноги, Барбаросса ударом в висок свалил на пол державшего мешок молодца, а ударом локтя разбил лицо второму. Третий действовал быстро: выхватив из-за пояса кинжал, он пырнул нападавшего в живот. Лезвие пронзило воздух, Барбаросса отскочил в сторону, схватил молодца за шиворот и, воспользовавшись инерцией его тела, со всего маху приложил лицом об угол стола.

Купцы наблюдали за побоищем, раскрыв от изумления рты. Тем временем опомнившийся турок правой рукой стащил с головы мешок, вырвал нож, пригвоздивший левую ладонь к столешнице, и тут же засадил его по рукоять в грудь одного из купцов. Второй, хрюкнув от ужаса, сполз под стол.

– Бежим, – бросил турок и кинулся к выходу, на ходу опрокидывая попадавшиеся под ноги лавочки. Барбаросса поспешил за ним, но сразу за дверью из таверны путь им преградили двое молодцов, одетых точно так же, как те, что остались лежать возле своих хозяев. В руках у молодцов сверкали обнаженные мечи – намерения у них, судя по зверскому выражению физиономий, были самые серьезные.

Барбаросса сорвал с головы шапку и залепил ее прямо в середину одной из физиономий, а турок бросился в ноги другому молодцу и повалил его на землю. Того мгновения, когда нападавший отмахивался от шапки, Барбароссе было достаточно: он подскочил и так врезал ему под дых, что молодец немедленно согнулся пополам. Вырвав меч из ослабевших пальцев, Барбаросса обернулся ко второму противнику. Тот уже оседлал турка и собирался нанести смертельный удар. Бедолага даже не понял, что с ним произошло – Барбаросса взмахнул мечом, и отрубленная голова запрыгала по земле.

Турок вывернулся из-под валящегося обезглавленного тела и с восхищением посмотрел на Барбароссу.

– Откуда ты взялся, ангел смерти?! Дерешься, словно демон, так в Стамбуле никто не умет. Почему я о тебе не слышал?

Барбаросса пожал плечами.

– Ладно, после поговорим. Давай уносить ноги, пока тут не собралась толпа любопытных. Айда к нам на галеру, там тебя никто не достанет.

Барбаросса кивнул. Если судьбе угодно, пусть будет так.

Утром следующего дня от причала стамбульского порта незаметно отошла быстроходная галера «Приключение». Барабан глухо отстукивал ритм, и в такт его ударам равномерно поднимались и опускались длинные весла. Судно мягко неслось по воде, падавшие с весел капли искрились в лучах восходящего солнца мириадами серебристых брызг.

Барбаросса стоял на борту, вглядываясь в тянущиеся мимо берега. Что принесет ему новый день и новый поворот в жизни, он даже не мог предположить. Холодный ветер швырял в лицо колючую изморось и соленую морскую пену. Вместо летнего благоухания садов над Золотым Рогом плыли тяжелые запахи огромного города.

Вчера все складывалось легко и просто. Пробравшись к порту через кривые переулки и заболоченные корявые улицы, Барбаросса со спутником поднялись на галеру, тихонько покачивавшуюся возле одного из дальних причалов.

Узнав, что новичок ученик ясновидца из суфийского медресе, капитан галеры больше не стал ни о чем расспрашивать.

– Якуб рассказал мне, как ты дерешься. Нам нужны такие бойцы. – Он налил гостю вина из стоявшего перед ним кувшина. – Сколько времени ты прожил у святого?

– Примерно полгода, – ответил Барбаросса.

– Большой срок, – уважительно произнес капитан. – Я бы и одного дня не выдержал. Не стану выяснять, откуда ты и где научился так орудовать кулаками. Если пир взял тебя в ученики, значит, ты благочестивый мусульманин и преданный слуга Аллаха. Хочешь пойти с нами?

– А кто вы? – спросил Барбаросса. – Я про вас ничего не знаю.

– Нас называют пиратами, – усмехнулся капитан. – Но на самом деле мы воины султана.

– Как такое может быть?

– Видишь ли, наш благочестивый повелитель, да продлятся его годы, заключил перемирие с неверными и, в отличие от них, слово свое держит. А вот наемники рыцарей-иоаннитов с Родоса без конца грабят турецких купцов и даже осаждают наши крепости. Доказать вину рыцарей трудно, все делается чужими руками. Испанские военные каракки продолжают захватывать турецкие корабли, но чтобы избежать огласки и не оставлять свидетелей, команду безжалостно топят. Звери в образе человечьем!

Однако наш мудрый султан, да продлятся его годы, отыскал достойное противоядие. Для всего мира мы – пираты, вольный сброд морей. А на деле – воины Аллаха, выполняющие приказы повелителя. Наше жалованье – имущество, захваченное в бою. Поверь мне – хорошее жалованье.

Подгоняемая попутным восточным ветром галера резво неслась мимо крутых берегов Босфора, все дальше и дальше на запад, к простору Средиземного моря. Мускулистые руки десятков невольников, сидевших под палубой, толкали ее вперед и вперед. Скрипели уключины, бряцали ржавые цепи на руках и ногах рабов, то и дело раздавался пронзительный свист арапника, сопровождаемый сочными проклятиями надсмотрщика, и вслед за этим кто-то громко вскрикивал от боли. Надсмотрщик не знал жалости, сам из невольников, он провел за веслом на этой галере не один год. Возвеличенный милостью судьбы и страшась потерять сытное и спокойное место, он не давал спуску