- Позволить ребенку вашего господина спокойно появиться на свет. Я требую прекратить стрельбу. Мы немедленно примем предложение генерала Брюна!

- А как же король? И наше святое дело?

- Ты можешь воевать за него сколько угодно, только не здесь, болван! Уходите из поместья и принимайте бой в любом другом месте… Впрочем, если у вас в голове есть хоть унция ума, вы поймете, что сопротивляться самому Брюну - это значит бессмысленно гибнуть.

Повстанцы исподлобья смотрели на меня и не трогались с места.

- Я советую вам разойтись по домам на время, - сказала я резко. - Когда буря утихнет и Брюна отзовут, вы снова соберетесь и герцог найдет вас… А сейчас я больше не намерена разговаривать. Пусть кто-то из вас окажет помощь господину виконту.

- А как же остальные наши братья… вы думаете, они согласятся?

- Они будут думать, что такова воля Поля Алэна.

Наклонившись, я с трудом подняла ружье своего деверя и весьма яростно щелкнула затвором.

- Ну-ка, один из вас! Высовывайтесь в окно и кричите во всю мочь, что мы сдаемся!

Бранш-Дор пробормотал сквозь зубы проклятие. Сдвинув брови, я в бешенстве процедила:

- Я убью всякого, кто посмеет не слушаться. А герцог найдет и убьет всех остальных!

Во мне был напряжен каждый нерв, каждый мускул. Я могла сломаться в любую минуту. Лишь одно приносило облегчение - то, что боль, так похожая на схватки, пока не возвращалась. Я знала, что это временно, но подобная отсрочка была очень кстати.

Пот выступил у меня на лбу. Оставалось всего лишь несколько минут до конца объявленного полковником Эмбером перемирия. Пока Бранш-Дор, бросая на меня недоуменные взгляды, плелся к окну, меня так и подмывало хорошенько двинуть ему прикладом между плеч. Шуан выглянул и, ругаясь после каждого слова, прокричал требуемые заявления. Гул голосов прокатился по парку. Синие ликовали, повстанцы были в растерянности. Но я уже не прислушивалась к этому. Я сломила сопротивление Поля Алэна, прекратила бой, и это было самое главное.

- Все, - произнесла я, с грохотом бросая ружье на пол. - Черт побери, теперь все будет в порядке.

2

Белые Липы сдались.

Двор и замок стали заполняться синими солдатами, которые осторожно и со знанием дела осматривали каждый этаж, каждую комнату, занимая дюйм за дюймом. Еще звучали в парке одинокие редкие выстрелы, но это и отдаленно не походило на прежнюю перестрелку. В самом дворце шуанов было мало, а те, что оставались в парке, не имели с ними связи и полагали, что сдаться - это решение Поля Алэна. Может быть, они и роптали, и подозревали его в измене, но были в смятении и, деморализованные, не продолжали боя.

Я наблюдала в окно, как они уходят в лес. Ни один из них не оставил синим оружия. Впрочем, ничего такого я республиканцам и не обещала. Более того, я была рада, что шуанское оружие им не достанется.

- Вы взяли на себя очень серьезную ответственность, - заметил отец Ансельм, поднявшись, наконец, с пола.

Я зло ответила:

- Белые Липы - это моя собственность, и я могу распоряжаться ею, как хочу. А насчет ответственности… каждая женщина, которая ждет ребенка, берет ее на себя в такой мере, какая многим мужчинам и не снилась, так что не пугайте меня!

- Конечно, конечно, - примиряющим тоном сказал кюре. - Поместье - ваша собственность. Кажется, даже по документам это так. Но Поль Алэн вырос в этом доме и тоже мог бы…

- Если так, то почему же он столь страстно желал, чтобы поместье уничтожили?

В столовую прибилось еще несколько повстанцев. Все они пораженно разглядывали своего предводителя, распростертого на полу вниз лицом, так и не пришедшего в сознание, и, кажется, до них стало доходить, что замок был сдан без его одобрения. Я поняла, что оставаться здесь вместе с ними для меня опасно. Они, может, захотят мне отомстить и что-нибудь со мной сделают. Мне не под силу было укротить целую толпу. Я предпочитала сейчас уйти под защиту синих. И единственное, что мне было нынче нужно, - это покой.

- Ты поступила жестоко, мама, - произнесла заплаканная Аврора.

- Жестоко? Ах, ради Бога, не смеши меня. Что такое удар по голове для такого сильного человека, как Поль Алэн? Жестокость была при Робеспьере, а это так, пустяки. И если хочешь знать, твой жених давно заслуживал такого обращения - за свою глупость и все те оскорбления, которые я от него слышала!

Я сделала знак детям, и мы прежде, чем повстанцы что-либо успели обдумать, ушли из столовой. Анну Элоизу я поручила служанке, встретившейся мне по дороге, а детей увела на второй этаж, в детскую. Мне удалось кое-как их успокоить, сказав, что все уже кончено и что их отец уже в пути, чтобы защитить всех нас. Мне с прискорбием пришлось заметить, что бурное время, в которое нам довелось жить, уже перепахало детские души моих близняшек, внушило им страх и некоторым образом отравило детство. И это касалось девочек, которые родились уже после якобинского террора!

- Помните, как синие везли нас в Алансон, чтобы посадить в тюрьму? Мы все готовы были заплакать и у нас не было уже никакой надежды. Но в последнюю минуту появился папа и спас нас. Так будет и сегодня. Спите и ничего не бойтесь.

- А зачем ты ударила дядю Поля, мама? - проговорила Вероника.

Я испустила тяжелый вздох.

- Так нужно было, дорогая. Ты слышала, как громко стреляло его ружье? Это было очень опасно для нас, синие могли за это нас сжечь. Надо было это прекратить.

Я говорила еще что-то, довольно бессвязно, приводя всевозможные доводы, лишь бы успокоить их и, главное, показать им, что я и сама спокойна. Но мое наигранное спокойствие не очень-то убеждало их. Изабелла не хотела меня отпускать и почти со слезами требовала сказку - ей было страшно оставаться без меня, но на этот раз у меня совершенно не было времени.

- Изабелла, душечка, с вами останется Аврора, она вам и сказку расскажет. Вам будет спокойно с ней. А мне еще нужно повидать Филиппа.

С мальчиком, к счастью, все было в порядке, и я со слезами мысленно возблагодарила Бога, когда убедилась в этом. Оказывается, при первых же выстрелах Маргарита вытащила его из кроватки и вместе с