Шрифт:
Закладка:
Однако времени разбираться не было. Уже смеркалось, и до темноты следовало вернуться.
Спускаясь с горы с охапкой хвороста, жрец увидел картину, поразившую его так, что он на время даже забыл о великаньем доме. Оба спасшихся охотника, сняв рубахи и обливаясь потом, таскали к тропе увесистые камни. Ширам делал все то же самое, но полностью одетый — должно быть, не желая показывать непосвященным, сколько и какого оружия на нем спрятано.
Хаста приблизился к Шираму и, пожелав ему скорейшего и успешного завершения трудов, осторожно поинтересовался, чем это доблестный маханвир, собственно, занят.
— Проваливай! — рявкнул накх, едва удостоив жреца взглядом. — Займись костром!
Он бросил валун с голову медведя величиной поперек тропы, развернулся и пошел за следующим камнем. Выбившиеся из сил охотники, силясь отдышаться, тупо разглядывали неказистую, едва до колена, насыпь поперек тропы.
— Что расселись? — прикрикнул на них Ширам. — Идите за кольями!
— Ты что же, намерен поставить здесь изгородь? — спросил Хаста, глядя вслед едва плетущимся охотникам.
— Ты на редкость догадлив, — усмехнулся накх. — А что, это похоже на что-нибудь еще?
— Прямо сказать, изгородь эта кучка тоже мало напоминает.
Ширам едва сдержался, чтобы не схватить жреца за горло.
— Это все твои приятели-мохначи, — процедил он. — Если бы вон тот лохматый не сбросил бревна для рогаток, когда мы улепетывали из деревни ингри, походную ограду можно было бы собрать и поставить без всякого труда. Но эта тварь решила, что его мамонту тяжело бежать. И теперь — вот. — Ширам ткнул ногой лежавшие на земле валуны. — Сейчас колья между камнями натыкаем…
— Ты думаешь, это нас от чего-нибудь защитит?
— Хаста, я сказал тебе заниматься костром!
— Айха уже развела его, и хвороста хватит до утра. Ответь мне, Ширам, — в этой кучке камней есть какой-то смысл?
— Если ингри сунутся ночью, может, хоть ноги переломают, — мрачно ответил накх. — Повыдергать эти колья несложно, но пока они стоят, врагу будет сложнее в нас целиться. А значит, у нас будет несколько лишних мгновений, чтобы сбежать.
— Ты говоришь это так спокойно, — с невольным удивлением отметил Хаста. — Ни один арий не произнес бы вслух этого слова. Даже «отступить» они выхаркивают из себя, как застрявшую в горле рыбью кость.
— Поэтому они мертвы, а я тут болтаю с тобой.
Ширам развернулся и зашагал к каменной осыпи за следующим булыжником.
После захода солнца, за скудным ужином у костра, Хаста вспомнил про великаний дом и решил поделиться своими наблюдениями с Ширамом. Но тот лишь хмуро спросил:
— Там были люди?
— Нет, — чуть подумав, сказал жрец. — Людей я там не видел…
— Тогда и беспокоиться не о чем. Напиши об этом доме в своих заметках.
— Но кто-то же построил его, — не унимался рыжеволосый.
— Может быть, медвежьи люди, кто знает? Главное, что сейчас там пусто.
— А если нет? Если те, кто живет в этом доме, сейчас, ну скажем, охотятся, а ночью вернутся? Если это и впрямь медвежьи люди — что тогда?
— Послушай, — вздохнул Ширам, — у нас сейчас нет возможности направиться к той скале и выяснить, что за дом ты увидел. Может, это и вовсе не дом — просто камни так свалились один на другой…
— Дом, дом. А вокруг него — частокол!
— Все равно у меня нет ни людей, ни сил. Так что моли богов, чтобы там никого не было. — Ширам устало опустил голову на руки. — Что б тебе было не заметить эти камни по пути в земли ингри?.. Тогда бы излазил их в свое удовольствие… А сейчас не до них.
Хаста поглядел на маханвира с беспокойством. Он еще не видал его таким измученным.
— Ну и попали мы в передрягу, — проговорил он, пересаживаясь поближе к накху. — Бывало у меня в жизни всякое, но пока еще никто не гнал, словно оленя на облавной охоте!
— Да, — проговорил Ширам, поднимая голову. — Когда мы ехали сюда охотиться, могли ли мы подумать, что охота будет на нас?
— Ты полагаешь, она начнется?
— Она уже началась…
Хаста бросил тревожный взгляд в ту сторону, откуда они пришли. Но берег реки, скалы и далекий лес уже скрыла ночная темнота.
— Ширам, — помолчав, сказал он. — Я все думаю насчет людей, которые остались в острожке… Там ведь было почти четыре десятка. По большей части просто слуги… Уверен, они даже не сопротивлялись. Думаешь, ингри всех убили?
Ширам молча кивнул.
— А может, они их где-то держат взаперти, в какой-нибудь яме…
— Ингри ничего нам не предлагали и не пытались с нами договариваться. Напали сразу. Что это означает?
— Они хотят убить нас всех, — сдавленным голосом сказал Хаста. — Чтобы никто не вернулся и не рассказал, что случилось. Но почему? За что?
— Причин достаточно.
Жрец тяжело вздохнул, подумав об Аюре, который давно уже спал в своем шатре, и спросил:
— Как думаешь, удастся ли нам выбраться?
— Бывало и хуже, — пожал плечами накх. — У нас есть мамонты, оружие и запасы еды, которых хватит на весь путь до дома. Если не будем нигде мешкать и опередим ингри, то, по воле богов, дойдем до Аратты…
— Но нас осталось всего пятеро!
— Зато у нас теперь нет раненых.
— Это уж точно, — мрачно подтвердил Хаста. — Они все остались там…
Ему вспомнился повар, с которым он болтал у водопада, привычно перемешивая выдумки с воспоминаниями, — его лицо и его крик, когда тот упал с мамонта и ингри тут же растерзали его, словно дикие звери… В памяти Хасты промелькнули многочисленные безвременные смерти знакомых и близких ему людей — порой ему казалось, что вся жизнь только из них и состояла. То, что хоть кто-то в этом мире умудряется жить долго и счастливо, — не есть ли это верное свидетельство существования богов?
Как жрец, Хаста, конечно, возносил моления — как же не вознести? — но, к своему ужасу, он уже давно заметил, что до людских причитаний Исвархе нет никакого дела. Даже когда он принимает жертву, он вовсе не намерен поступить так, как угодно человеку. У Господа Солнца на все своя воля, и только если моления совпадут с ней, тогда они и сбудутся.
— Сколько людей погибло сегодня, — задумчиво проговорил огнехранитель. — И сколько погибнет еще… Это только начало — не так ли, маханвир?
— Именно так, — зевая, сказал Ширам. — Мы сюда еще вернемся. Предстоит восстановить справедливость.
«Да, вы, накхи, в этом большие мастера», — подумал Хаста, но вслух этого, разумеется, говорить не стал.
Ширам встал, заворачиваясь в плащ.
— Ты сторожишь первым.
