«Тогда твои подружки с лёгкостью отнесут тебя на руках, как принцессу, – заметил Йен. – Но подкрепиться всё же стоит. Ты потратила излишне много сил».

Излишне? В каком смысле?

«Это всего лишь предположение: я не медиум и не могу в полной мере охватить все процессы, которые происходят в тот момент, когда душа перемещается из одной оболочки в другую, – задумчиво откликнулся он. – Но я заметил, что в какой-то момент Салли словно начала вытягивать из тебя энергию. Не чары, а нечто иное… у тебя резко замедлился сердечный ритм, упала температура, а у Салли наоборот зачастил пульс. Думаю, это произошло из-за того, что тело на самом деле ей не принадлежало, и потребовалось некоторое усилие, чтобы вживить душу».

И тут я задумалась.

Всё, что он сказал, очень хорошо ложилось на мои собственные ощущения и сны. Отделять Салли от себя было болезненно, но как бы не энергозатратно, сознание никуда не уплывало, а вот потом, когда я переместила её в чужое тело, начались видения и прочие спецэффекты. И ещё один важный факт: с ней явно было гораздо труднее, чем с другими «потерянными душами». Они вообще заметно отличались друг от друга: пушистыми сгустками, светлыми и тёмными, я могла, кажется, жонглировать весь день напролёт и не чувствовать усталости, а прикосновение к тому сгустку ужаса в тупиковом переулке Суона едва не стоило мне потери сознания. А присутствие Тони вообще вызывало приступ паники на уровне инстинктов… В чём разница? В размере? Вряд ли, пушистиков я себе в карманы тогда напихала на целый самосвал, да и категория «массы» и «объёма» для души совершенно точно условная…

«Конечно, я лезу не в своё дело, и не мне, обычному чародею, давать медиуму советы, – мягко вклинился Йен. – Но я бы предположил, что дело в том, сколько в этой душе осталось человеческого».

От неожиданности я даже отставила тарелку, всё ещё наполовину полную.

– Слушай, а ты прав… – Тильда и Салли обернулись ко мне синхронно, одна – с любопытством, другая вроде бы равнодушно. – Не обращайте внимания, я так, размышляю вслух.

Хотя Йен и скромничал, он, пожалуй, дал идеальное определение – мера человечности. Воспоминания, эмоции, индивидуальность – чем ярче это всё было, тем «тяжелее» становилась душа. Тёмные и светлые сгустки – нечто безликое, не обладающее ни чувствами, ни личностью. Тот красный туман, который образовался над телом убитой чародейки, когда мы впервые столкнулись с Крокосмией, ощущался лёгким, но липким; ни гнева, ни ярости, ни боли… Пожалуй, он был квинтэссенцией удивления, сгустившейся «последней мыслью»: что, неужели меня можно убить? Тони словно бы осознавал свою смерть и существование после этой границы – почти человек, только запертый в рамках одного момента, самого-самого страшного. Души из Суона – наверное, то, что осталось от жертв маньяка, судя по воспоминаниям: страдание, отчаяние, немного фрагментов прошлого.

Но никто из них не обладал самосознанием в полной мере, как Салли или Йен.

Пожалуй, если так прикинуть, только этих двоих и можно было назвать именно «потерянными душами», а всё остальное являлось чем-то иным. Воспоминаниями? Следами? Отпечатками в ткани мира?

«Не заморачивайся пока, – посоветовал Йен. – Если всё это закончится хорошо, мы можем с тобой устроить совместное исследование и немножечко перевернуть мир чародеев кверху дном. Выпустим первую и единственную работу по изучению принципов функционирования медиумов и их воздействия на потерянные души – представляешь, какая слава, какое уважение будет нас ждать! Может, меня даже пригласят стать садовником…»

А ты хотел бы?

«Упаси Великий Хранитель, – посерьёзнел он. – Это шутка, милая. Поразмысли лучше вот о чём: если мы с тобой правы, то вернуть мою душу на место тебе будет гораздо проще».

Потому что тело твоё изначально?

«Именно. Связь никуда не делась, и Крокосмия это доказал, когда пытал меня с помощью медиума. Так что, смею надеяться, тебе не придётся прикладывать почти никаких усилий, и до потери сознания я тебя доведу каким-нибудь другим, более интересным способом».

Я невольно улыбнулась. Ну, хоть одна хорошая новость за последнее время.

«И даже никак не прокомментируешь последнюю шутку?» – с микроскопической долей обиды, почти не видной за самоиронией, поинтересовался Йен.

Мысли тут же повернули не в ту сторону – но и не в ту, на которую рассчитывал он, потому что напротив сидела Тильда и радостно уничтожала пирожное с тройным шоколадом. Сейчас как-то не верилось, что когда-то даже она тоже была очарована Йеном и пыталась его соблазнить… Интересно, а если бы я припёрлась к нему с просьбой лишить меня невинности, как бы он отреагировал?

«Урсула. Я всё слышу».

– Ой… – протянула я вслух и закрыла лицо руками. – О-о-ох…

Салли задумчиво прикусила ложку.

– Обижает тебя?

Голос прозвучал тихо, но очень-очень угрожающе – немного выше, чем раньше, в мыслях, но зато гораздо выразительнее.

– Если бы, – вздохнула я, рефлекторно запуская пальцы в волосы. Впрочем, судя по тому, что отражается в стеклянной дверце, мыть голову придётся мне в любом случае – за сутки мои добрые подружки не догадались расчесать мою шевелюру. – Самое ужасное, что я, кажется, не против того, чтоб он оказался здесь прямо сейчас и как-нибудь меня обидел.

Салли, судя по выражению её лица, не поняла вообще ничего. У Тильды брови поползли вверх:

– О-о-о!

– Ни слова, – взмолилась я. – Во имя милосердия и здравого смысла, аминь. У меня тут переоценка ценностей идёт.

«Я тоже промолчу, пожалуй, – после многозначительной паузы откликнулся Йен. И добавил странным голосом: – У меня тоже».

Уточнять, что он имеет в виду, я не стала.

Тильда перевернула вилку и размазала остатки тортика по блюдцу с каким-то садистским удовольствием, а потом произнесла:

– Как говорит бабуля, если нечего сказать – можно хулить врагов. Так вот, последние новости: Крокосмия оказался достаточно безмозглым, чтобы атаковать Флёр де ла Роз, когда она заявилась в его каверну.

«Обожаю идиотов – они никогда не подводят, – тут же отреагировал Йен. – Догадываюсь, что он сделал – рискнул ей напомнить, что Розы теперь не на вершине пищевой пирамиды, и её лично сюда никто не