Шрифт:
Закладка:
– Тео, принеси оливок, – кричу я вниз.
Но потом спрыгиваю с кровати, завертываюсь в простыню, чтобы прикрыть наготу, не могу больше ждать.
– Не беспокойся, я спущусь.
Я выхожу в коридор, подбирая низ простыни. Когда ставлю ногу на ступеньку, живот снова урчит.
Но замечтавшись о вкусной еде, я спотыкаюсь, и нога запутывается в шлейфе из простыни. Будто кто-то нажимает кнопку «стоп» – мир замирает, я застываю на лету, а потом перед глазами проносится серия кадров, сделанных на высокой скорости.
Клац.
Сейчас упаду.
Клац.
Хватаюсь за воздух.
Клац.
Кричу.
Клац.
На меня несется пол.
Клац.
Тьма. Пустота.
* * *
Ослепительный свет. Мама сидит на средней ступеньке сверкающей белой лестницы, ведущей в небеса. Только это не небо, а яркое пространство.
Она неожиданно рядом со мной. Я заглядываю ей в глаза, они такие же, как у меня, и она тепло улыбается. Она протягивает руки, и я оказываюсь в ее объятиях. На маме накидка из тонкой ткани, развевающаяся на несуществующем ветерке. Вокруг нее золотистое сияние, словно гигантский ореол. Воздух наполняется ароматом парфюма, она крепко обнимает меня, и я согреваюсь.
За ее плечом вижу пустую колыбель, и, глядя маме в глаза, освобождаюсь от объятий.
– Где она? – спрашиваю я, оглядывая пустое пространство.
Но вокруг пустота, только свет да любовь.
– С тобой, дорогая Софи. Она с тобой.
Мама гладит меня по лицу, и ее всеобъемлющая любовь окружает мое сердце.
– Как и я. Всегда с тобой. Поищешь меня и всегда найдешь. А теперь иди.
Она исчезает, как и лестница. Я остаюсь, стоя на светящемся шаре, словно на поверхности звезды. Она пульсирует вокруг меня, становясь все ярче. Я прикрываю глаза, не в силах выдержать интенсивное сияние.
И снова меня поглощает тьма.
* * *
Светильники, встроенные в потолок, запах дезинфицирующего средства, мои глаза тяжелеют, едва открываются. И боль. Тело разваливается от нестерпимой боли в каждом уголке, как будто меня придавило бульдозером.
Пока сон не рассеялся, я лежу неподвижно, окутанная дымкой. Будто кто-то вложил мою душу в сломанное тело, и они ждут воссоединения. Разум свыкается с настоящим, я слышу электронные гудки, отмечающие пульс, биение сердца. Моего.
Рука не поднимается, постепенно различаю провода и трубки, маску, закрывающую лицо, запотевший от дыхания пластик. Пытаюсь сесть – и меня охватывает страх: от самого незаметного движения в голове возникает боль, и глаза сами смыкаются. Говорить не могу, только плакать. Горло пересохло и сжимается. Глотать больно. Мне удается снова открыть глаза. Я завернута в простыню, левая рука в гипсе.
Вижу темные волосы Тео, его голова лежит рядом с другой моей рукой, к которой прикреплена капельница. Следуя взглядом за трубкой, вижу стойку для капельниц. Я двигаю пальцами, чтобы дотянуться до Тео, – сил нет.
– Тео.
У меня получается, но я плачу так сильно, что почти надеюсь, что он не шевельнется, не желая слышать, что за этим последует.
Я не знаю, что произошло, и не хочу знать. Он вздрагивает, его лицо искажено тревогой. Темные круги под зелеными глазами, щетина на подбородке.
– Софи mou, – он прижимается губами к моей руке, и его слезы сливаются с моими.
Тео робко трогает мое лицо, боясь причинить боль, будто я фарфоровая. Малейшее движение посылает круги боли нервным окончаниям. Он встает, открывает дверь в коридор и, кого-то позвав, быстро возвращается. Нет, я не хочу слышать новости от врачей – лучше лежать тихонько в страданиях. Пока я не знаю ничего, кроме физической боли, я справлюсь.
Шейный бандаж, горячий и липкий, раздражает кожу. Застежка цепляется за волосы. Я плачу, и Тео гладит меня по лицу. Маска душит, и я оттягиваю ее в сторону. Мы переглядываемся, и я вижу в его глазах страх. Хочу задать вопрос, боясь услышать ответ, но в комнату уверенно входит врач.
– Софи, – начинает он тепло, но деловито. – Я доктор Галанос. Как вы себя чувствуете?
– Все болит, – хриплю я в ответ.
Вытащив из кармана фонарик, он светит мне в глаза, от чего зрачки болезненно сужаются.
Я вожу глазами за его пальцем, и он, похоже, доволен. Он осторожно поворачивает мою голову слева направо, сняв сброшенную кислородную маску, и расстегивает шейный бандаж.
У доктора – залысины, смуглая кожа, на руках видны печеночные пятна. Я сосредоточиваюсь на мелочах.
– Вы помните, что произошло?
Я качаю головой, снова морщась от боли. Он что-то регулирует на мониторе рядом с капельницей. Хочется какого-то сильного средства, чтобы тело онемело.
Тео и врач пристально смотрят на меня, и я начинаю вспоминать, выпучив от страха глаза.
– Я упала… с лестницы.
Доктор Галанос серьезно кивает.
– И вы беременны, срок десять недель?
Чувствую, как Тео сжимает мою руку, но не могу посмотреть ему в глаза, зная, что он не хочет этого ребенка, а я хочу. Отчаянно. Не ради мамы, Тео или Григора, ради себя.
Разрешая Тео сжимать мою руку, не обращая внимания на иглу в вене, я в ответ держусь изо всех сил, ожидая новостей. Я прикрываю глаза, и по щекам катятся слезы.
«Пожалуйста, кто-нибудь, верните мне ребенка».
Шуршание бумаг, доктор проверяет записи… Тишина хуже стрел, пронзающих тело.
– Вам повезло, очень. С ребенком все в порядке, – говорит врач.
Я широко распахиваю глаза и, судорожно глотнув воздуха, смотрю на Тео. Он поворачивает голову, чтобы заглянуть мне в глаза, чувствуя невероятное облегчение. Тео крестится, показывая, как он волновался и сколько прочитал молитв, пока я была без сознания.
– Вы тоже не сильно пострадали, есть небольшое кровотечение. При падении вы инстинктивно защищали живот.
Доктор Галанос показывает на гипсовую повязку, скрывающую сломанную руку.
– И у вас небольшое сотрясение. Счастье, что опасность обошла и вас, и ребенка. Последние сутки вы то засыпали, то просыпались. На голове у вас шишка, но об этом не беспокойтесь. Важен отдых.
Я снова смотрю на Тео – как он измучился, пока я лежала в забытьи… Я сжимаю его руку, как слабое извинение за тот ад, к которому я его привела.
– Когда можно будет поехать домой? – спрашиваю я, отчаянно желая покинуть больничную обстановку.
Знаю, что оставаться в Греции нет смысла. Грустно, это я как раз не забыла – самые горькие воспоминания целы.
Доктор сверяется со своей картой и стучит по каркасу кровати.
– В Англию? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю я и краем глаза вижу, как Тео поворачивает голову, но продолжаю смотреть на доктора.
Доктор небрежно пожимает
