Но ко мне постепенно пришло понимание того, что просто сойду с ума, если буду постоянно прокручивать в голове произошедшее, потому усилием воли заставил себя оставить эти все мысли в том коридоре и пойти дальше, не задумываясь больше о Полтергейсте. Он не желал мне зла, и это было главное.

На полу были разбросаны какие-то старые куски ткани, щепки, картон. Утомившись, опустился на пол, прислонившись спиной к стене, затем, немного отдышавшись и придя в себя, еще раз осмотрелся.

«Ладно, — сказал себе, — тут уже никого нет, значит, скоро выберусь».

Теперь у меня был не только электронный пропуск мертвого охранника, но и прибор ночного видения, что значительно упрощало мои проблемы. Встав на ноги, пошел дальше.

Первая же незапертая комната, в которую заглянул, представляла собой то ли раздевалку, то ли уборную. На самом деле она походила на примерочную в ателье, но знал, в психиатрической клинике попросту незачем было оборудовать ее. Когда зашел внутрь, мой взгляд упал на огромное старое напольное зеркало, мутное и треснувшее. Смотреться в разбитое зеркало — плохая примета, но что значат приметы для подопытного, для того, над кем проводили бесчеловечные эксперименты? Подойдя ближе, уставился на свое отражение. Как же горько мне стало, эти дни постоянных побоев и издевательств явно не пошли мне на пользу: осунулся, похудел, оброс щетиной, под глазами у меня появились синяки. Да и сам взгляд стал таким нервным, затравленным, точь-в-точь как у пациентов. Ясно было, посттравматического расстройства мне не избежать… Хорошо хоть, знал, как оно проявляется и как с ним можно было бороться.

От мрачных мыслей меня отвлек скрип металла в стороне, обернулся и увидел, что дверца ржавого металлического шкафчика, стоявшего в углу, приоткрыта, и через щель изнутри кто-то смотрит на меня. Невольно вспомнил, как мне самому пришлось однажды прятаться в таком. Оставив зеркало, подошел ближе.

— Не прячься, вижу тебя, — обратился к спрятавшемуся так неумело человеку, — не надо бояться, не причиню тебе вреда.

Он и не думал вылезать, из шкафчика донеслось только испуганное всхлипывание.

— Не бойся меня, — повторил и, желая ободрить его, добавил, — я врач.

С этими словами открыл дверцу, хотя он пытался удержать ее изнутри, но перепуганный пациент резко толкнул меня, сбив с ног, и с безумным криком бросился бежать прочь. Наверно, стоило лучше сказать ему, что сам уже был в таком же положении, как он. Медленно поднявшись, отряхнулся и выглянул в коридор — беглеца уже и след простыл.

«Значит, тут вовсе не один…» — без особой радости подумал, двинувшись дальше.

Откуда-то издалека доносились странные, едва различимые звуки, которые становились отчетливее по мере того, как приближался. Место, в котором оказался, было поистине необычным; чем дольше смотрел по сторонам, тем сильнее убеждался в том, что этой частью корпуса уже очень давно никто не пользовался. Повернув в очередной коридор, наткнулся на надпись, оставленную кем-то на стене:

Добро пожаловать домой…

Почерк был мягким, буквы имели округлую форму, легко читались. Сразу вспомнил того священнослужителя, который однажды исписал религиозными надписями о Полтергейсте дверь в мою комнату, но эта надпись была явно сделана другим человеком. Возле стены на полу были разбросаны чьи-то рисунки, поднял несколько и внимательно осмотрел. На всех были изображены эскизы подвенечных платьев разных фасонов, притом даже простому человеку, не обладающему образованием психолога, было ясно, что рисовались они с большой любовью, упоением и творческим подходом.

Из соседней комнаты доносилось чье-то пение и еще какие-то непонятные мерные звуки. Пройдя чуть дальше, осторожно приоткрыл дверь и зашел в комнату, откуда и было слышно пение. Это помещение представляло собой некий швейный цех, причем достаточно крупный, повсюду были расставлены столы с расположенными на них старыми швейными машинками, ржавыми и покрытыми слоем пыли, как и все вокруг. На полу валялись мотки ниток.

Тихо прошел между рядами и остановился в проходе в следующий цех. За одним из столов спиной ко мне сидел раздетый по пояс широкоплечий человек и строчил что-то на швейной машинке, приятным бархатным голосом напевая слова из известной песни:

— Gi-i-irl… You'll be a woman soon…

Меня он пока что не замечал, потому чувствовал себя абсолютно раскованно. Сразу узнал этого человека по его необычной прическе, которую он каким-то неведомым образом ухитрялся поддерживать тут — мне, к примеру, даже не разрешали самостоятельно бриться, опасаясь,