— Даниэла, я не оставлю тебя в покое, пока ты не объяснишь мне, что с тобой случилось, — сказал он.

Его совершенно неподдельное спокойствие показалось Даниэле особенно оскорбительным, потому что ей хотелось увидеть на его лице хотя бы малейший намёк на сожаление, злость, раскаяние… да что угодно, лишь бы только не это равнодушие.

— А я тебе вчера недостаточно объяснила? — жёстко спросила она.

— Вчера я не услышал ничего, что могло бы сойти за ответ.

— Значит, надо было лучше слушать. Отпусти!

Всё это время Даниэла избегала его взгляда, а вот он внимательно смотрел на неё, словно пытался прочесть её мысли. Но, как он ни старался, понять что-то по её противоречивому, на его взгляд, поведению, не мог.

— Ты можешь сказать, чего ты добиваешься? — спросил Феликс. — Или тебе просто захотелось поиграть в обиженную девушку?

— Я ни во что не играю, в отличие от тебя, — резко ответила Даниэла. — И если я сказала, что не хочу тебя видеть, значит, я не хочу тебя видеть. Ещё раз повторяю, отпусти.

— И я должен в это поверить?

— Мне плевать, поверишь ты или нет, потому что я знать тебя больше не хочу!

— Хорошо, поговорим, когда успокоишься.

Феликс отпустил руку Даниэлы, но последние слова задели её, поэтому молча уйти она не смогла.

— Нет, не поговорим, — сказала Даниэла и почувствовала, что теряет контроль над собой. — Я не собираюсь больше с тобой разговаривать, потому что разговаривать нам не о чем, и вообще, отстань от меня! Чем ты недоволен? Ты же мечтал остаться один, вот, пожалуйста, твоё желание исполнилось! У тебя нет друга, нет девушки, ты теперь никому не нужен, так что радуйся своему долгожданному одиночеству!

От злости она готова была крушить всё вокруг, а вот Феликс, как и прежде, оставался невозмутим. Из-за этого Даниэла постепенно начала приходить к мысли, что он в принципе не относился к ней серьёзно и не считал нужным хотя бы постараться понять то, о чём она говорила. Скорее всего, и сейчас Феликс думал о том, что это очередная истерика с её стороны, которую просто нужно переждать, и всё вернётся в норму.

Больше всего на свете Даниэле хотелось убежать куда-нибудь, чтобы не видеть его, но она решила дать ему последний шанс. Она стояла и терпеливо ждала в надежде, что Феликс переубедит её, но он не спешил этого делать, и тишина школьных коридоров с каждой секундой всё сильнее действовала на нервы. Наконец, Даниэла не выдержала и бросилась на него с кулаками.

— Какой же ты всё-таки придурок! — закричала она.

От безысходности и отчаяния в ней проснулась неудержимая ярость. Раньше Даниэла часто в шутку била его, но на этот раз она колотила Феликса изо всех сил, а он даже не пытался остановить её. Когда волна гнева схлынула, Даниэла остановилась и с бессильной злобой посмотрела на Феликса, но сказать ничего не смогла. На её глазах заблестели слёзы, и она сорвалась с места, чтобы он не успел их заметить.

С самого начала глупо было рассчитывать, что существует какой-нибудь способ достучаться до Феликса, но Даниэле хотелось в это верить. Временами у него словно проскальзывало что-то тёплое, человеческое, но так редко, что это казалось какой-то случайностью или попыткой выдать желаемое за действительное. В стремлении разобраться, было ли это правдой или нет, Даниэла окончательно запуталась и решила рискнуть, поставив на карту их отношения.

В результате она получила долгожданный ответ, но осознала, что не была готова к нему. Сдержанность и холодность Феликса оказались не маской, за которой он прятал свою настоящую личность — он таким и был, просто Даниэла до последнего отказывалась это признавать. Теперь же никаких оправданий для него не осталось, особенно после того, как Феликс сделал вид, будто ничего не произошло.

И дело было не в том, что он выглядел слишком спокойным — странно было бы, если бы он начал нервничать и устраивать разборки. Просто Феликс почему-то не допускал и мысли о том, что она может от него уйти, и списывал всё на её капризность и импульсивность. Как будто только он мог решать, когда эти отношения закончатся, и закончатся ли они.

Глаза почти ничего не видели, потому что их застилали слёзы, но ноги сами принесли Даниэлу к кабинету её класса. Руки из-за нервов потрясывались, поэтому ей не сразу удалось попасть ключом в замок, но в конце концов она справилась, и дверь с едва слышимым скрипом открылась.

Полоска света от ламп в коридоре пересекла пол кабинета и легла на передние парты с перевёрнутыми на них стульями. На улице вечерело, поэтому внутри сгущались сумерки, однако Даниэла была только рада оказаться в подобном месте. Она закрыла за собой дверь и, оказавшись в полумраке, окинула всё пустым взглядом.

Новогодние декорации не радовали, наоборот, казались насмешкой над её состоянием в этот момент, а давящая на уши тишина только усиливала пустоту, образовавшуюся внутри неё. Минута незаметно уходила за минутой, и неизвестно, сколько бы Даниэла ещё так просидела, если бы её уединение не нарушил староста.

— Ах вот ты где, Денисова! — воскликнул он.

Щёлкнул переключатель, и Даниэла невольно зажмурилась от яркого света, заполнившего класс. Вечерний пейзаж за окном мгновенно исчез, и окно, в которое она смотрела всё это время, превратилось в тёмную зеркальную поверхность, слабо отражавшую её распухшее от слёз лицо. Даниэла наспех вытерла всё ещё влажные глаза рукавом и повернулась.

— Ну кто бы сомневался, что ты даже с таким элементарным заданием не справишься, — не унимался староста. — Более бесполезного человека, чем ты, не то что во всей школе, во всех вселенных, включая параллельные, не найдёшь!

Ей казалось, что она успела немного прийти в себя, но после его слов горло опять сдавило. Пару раз шмыгнув носом, Даниэла не выдержала и разрыдалась, а староста от неожиданности замер на месте с пледами в руках.

— Денисова, ты чего? — наконец, спросил он, подлетев к ней.

— Ты прав, — дрожащим от слёз голосом ответила Даниэла, — я бесполезная, тупая идиотка, лучше бы я вообще не рождалась!

— Ну хватит тебе, — попытался успокоить её староста. — Не такая уж ты безнадёжная, бывает и похуже, на сестру свою посмотри, она вообще, как морская звезда, без мозга живёт.

Этот пример на Даниэлу, видимо, не очень подействовал, потому что она ещё громче завыла, уткнувшись лицом в ладони. Староста озадаченно смотрел на неё и пришёл к выводу, что пора принимать самые решительные меры.

— Так, прекращай рыдать, — скомандовал он и