Она явно была шокирована, узнав о Родионе, и Гридин подумал, что ее в свое время действительно обманули Суховы. Обманули, заставив поверить, что ее ребенок умер, и оставили мальчика у себя? Пожалуй, такое возможно, особенно если учесть, как поспешно Сапожникову и ее дочерей заставили уехать. Ведь девочки услышали бы младенца в любом случае, окажись он дома. А услышав, могли как-то случайно рассказать об этом матери, и тогда уж Сапожникова в сказку о смерти младенца никак бы не поверила. Да, скорее всего!

Правда, остается вопрос «зачем?» Зачем было Суховым затевать все это? У них ведь и так оказалось четверо детей, зачем пятый?

Теперь о рассказе Горицына. Честно говоря, Гридин сомневался, что этот рассказ ему чем-то поможет. Какая-то история в духе романа о привидениях или гоголевской истории о чертях и ведьмах. Понятно, что эту сказку выдумали, как выдумывают сейчас свои истории современные писатели.

И вот что еще важно понять, так это…

Но тут ход неспешных рассуждений Гридина был прерван звонком мобильного телефона. Сам Гридин мобильники не любил и старался ими не пользоваться, но директор их фирмы Всеволод Леонидович Рубин хотел, как он сам любил говорить, «постоянно контролировать ситуацию». Вот и сейчас звонил именно он. Гридин поднес аппарат к уху и услышал:

— Павел Алексеевич!

И голос давал понять, что Рубин находится в очень суровом настроении, на грани криков и обещаний «выгнать всех».

— Павел Алексеевич, где вы находитесь?

— Что случилось, Сева? — попытался как-то прояснить ситуацию Гридин.

— Я спрашиваю: где вы находитесь?

— Ты чего это со мной, как с мальчиком разговариваешь? — поинтересовался Гридин тихим и вежливым тоном, стараясь держать себя в руках.

— Павел Алексеевич, где вы находитесь? — все так же напористо повторил директор.

Три «Павла Алексеевича» подряд — это уже угроза реальная.

— Я сейчас на Чистопрудном. А что?

— Ах, на Чистопрудном. А почему, позвольте полюбопытствовать, на Чистопрудном, а не там, куда я вас направил? Направил, между прочим, на работу, за счет заказчика!

Видимо, этот самый заказчик что-то узнал и катит бочку, понял Гридин, и ответил:

— Вы меня направили на мой участок работы, так?

— Не перебивайте меня, — теперь уже почти кричал шеф. — Я спрашиваю, на каком основании вы разбрасываетесь деньгами заказчиков?

— Да, с чего ты взял… — попробовал хоть что-то объяснить Гридин, но шеф снова закричал:

— Если такое повторится…

Но тут уже не выдержал Гридин.

— Если ты еще слово скажешь в подобном тоне, то мою работу будешь делать сам, понятно?! Я буду у тебя через час! Жди!

23

Нервный разговор с Севой Рубиным, человеком в общем-то деликатным, еще раз напомнил Гридину: на этот раз все как-то не так.

Впервые за все годы работы его не познакомили с заказчиком, не дали побеседовать, не дали узнать подробности этого самого задания. С делом Гридин познакомился через посредника. Насколько это было глупо, становится ясно только сейчас, и это само по себе странно. Результаты этих странностей уже сказывались, и сказывались самым неприятным образом.

Теперь же, задетый непонятным нахрапом Рубина, Гридин задал себе вопрос: а почему все это идет не от Сапожниковой? Она ведь не проявила никакого своего интереса, пока речь не зашла о Родионе. О Родионе, а не о сокровищах из подвала! Кстати, вспомнил Гридин, она ведь уверена, что «кроме Романа никто этим и не интересовался»?

Тогда сам собой возникает вопрос: зачем ему это надо?

Вопрос важный, и на него Гридин должен получить ответ.

Кстати, дело становилось все более непонятным, а значит, и все более интересным.

И еще одно «кстати»: почему Суховы — Георгий и Агния — скрывали Родиона от матери?

Ну, положим, тогда, в сорок пятом, это можно было понять: нравы того времени не одобрили бы этого странного сожительства любовников под патронатом жены. Да и муж Сапожниковой тоже ее по головке не погладил бы. Но ведь никто не требовал объявить об этом публично!

Впрочем, знай Сапожникова о сыне, она бы его не оставила у чужих людей.

Хотя…

Хотя мальчик остался со своим отцом и в его семье, где, между прочим, жена была их с любовницей … ну… соучастницей, что ли, единомышленницей. Во всяком случае, со слов Сапожниковой, это выглядело именно так!

Получается логичным скрыть мальчика, спрятать его. И то, что пришлось скрыть от матери, — тоже логично! Вряд ли Екатерина Кирилловна захотела бы привезти мужу-генералу из эвакуации такой «подарок»!

Ну хорошо, в сорок пятом специально устроили так, чтобы не создавать проблем, не устраивать скандала. А почему не сказали потом? Представляли себе всю тяжесть груза, который лежал на Екатерине, уверенной, что ее сын умер. Ну хорошо, представляли. Но ведь прошли годы, она успокоилась (хотя может ли успокоиться мать, потерявшая сына), и ведь когда-то она все