Шрифт:
Закладка:
— Спрашивай! Ведь вижу, хочешь! — картинно проницательно подстегнул Марзабек. И осадил: — Наверно, хочешь спросить про Егорычева? Да? Что он твоего отца сдал и посадил?.. Как брату тебе скажу: не знаю. Вообще-то я в Ленинграде тогда жил. Учился. «Финэк». Думаешь, просто повторяю? Не-ет. Я из Ленинграда в твой Бор знаешь сколько раз ездил? Отца твоего один раз видел. (Слушь, брат, ты совсем на него не похож! Или бойцы Къуры так постарались? Не обижайся. Ты над ними больше постарался.) Но в основном я в Бору — с его замом. Лес у вас там хороший… был. На Лысой горе. За копейки купил! Про это могу рассказать. Но зачем сейчас? Неинтересно… А про твоего отца ты сам у него спроси, когда найдешь. Не убивай, договорились? Мне оставь. Я тоже не убью. Сначала долг с него получу. Весь! Одним грузовиком не отделается. Четыре, пять грузовиков отдаст. И не с рублями. Соображаешь?
Токмарев в который раз пожал плечами. На регулярный марзабековский пароль «соображаешь?» с его стороны следовал регулярный безмолвный отзыв — неопределенное пожатие плечами. Истолковывай как угодно — то ли «ни бум-бум!», то ли «чего ж не понять! дальше, дальше!» Усталость дикая.
Хм! Ди-и-ис-с-с’котека:
Виски ритмично вздрагивали в темпе «рэп».
Принятый внутрь «губастый» клубился волнами жидкого азота.
В глазах скакали стробоскопические «зайчики»…
Контузия, блиннн. Но соображать надо, надо соображать. Кажись, самое интересное грядет!
— И не сообразишь, брат, — картинно глубокомысленно отверг Абалиев неозвученный домысел о долларах.
Токмарев еще пожал плечами. Бразильскими крузейро, индонезийскими рупиями, швейцарскими франками! Какая разница! Это ли самое для него интересное? Не это. Ему бы — про батю!
Марзабек не спешил про Токмарева-старшего. Всячески темнил: дескать, погоди-погоди, всему свой черед. И про егорычевские контрибуции всячески темнил.
Артему начхать, в какой именно валюте будет (будет, обязательно будет!) взыскан должок с Е.Е.Е. Но, похоже, полевому маршалу не начхать. Похоже, на этой зацепке строилось дальнейшее «коготок увяз — всей птичке пропасть». Птичка — Токмарев.
Однако Абалиев впал в детство, характерное для любого мужика любого возраста, владеющего эксклюзивом: ни за какие шиши не покажу, что у меня в кулачке! разве очень попросите… нет, не просите? категорически? ай, ладно, покажу! но вы хоть понарошку заинтересуйтесь — и разожму кулачок… или не разожму…
— Капитан! — картинно-вразумляюще позвал Марзабек. — Ты — капитан, да? Не майор даже. Полковником будешь! Генералом! Соображаешь?
Нет. В подобном ключе Токмарев не соображает.
«Он сказал: капитан, никогда ты не будешь майором».
«Настоящщщий полковник!»
«Как хорошо быть генералом, как хорошо быть генералом! Лучше работы я вам, ребята, не назову!»
— Думаешь, купить тебя хочу? Не думай. Я с тобой как официальное лицо с официальным лицом. Как президент. Соображаешь?.. — Марзабек доверительно хмыкнул, погладив себя по самолюбию: — Драбаданов, Максудов, Наклади Ухуев, Рыдаев считают — они станут. Не станут. Я буду. Мне от России денег не надо, Россия сама их у меня попросит. Я не жадный, дам. Пусть восстановят здесь у нас все как было, тогда дам. Или не дам. Но это отдельный разговор, брат. Ты, главное, человека мне найди. И ты — генерал! В своей армии, в своей… Президент независимой республики Нохчимохк, маршал Абалиев, когда время придет с Россией договариваться, захочет, чтобы от вашего Совета безопасности ты был. У вас в Совбезе капитаны есть? Нет. Соображаешь?
Артем на сей раз даже не счел нужным отозваться на марзабековский «пароль». Бредит дядя по законам своего мирка — нехай бредит. В ичкерийском мирке вчерашнему бухгалтеру обрести звание маршала — проще некуда! Нацепил мундир поприбамбасистей и возгласил: «Я — маршал! Кто против?» Все — за… А в России… Да что там! И после трех предыдущих «высокогорных» командировок капитан Токмарев остался капитаном Токмаревым. Это ж через сколько внеочередных званий нужно сигануть — к генеральским погонам? Через четыре? Через пять?
— Зачем так улыбаешься, брат? Не веришь? Зря. Не я тебе генерала дам, твои дадут. Найдешь мне человека — увидишь. Да! — картинно скорректировался Марзабек. — Не мне, себе тоже. Про отца узнаешь… Плохо его убивали, брат, долго и больно. Восемь человек мудохали. В пресс-хатах не убивают, брат. Ты ведь в тюремном спецназе был, да? Соображаешь? В пресс-хатах признательные показания выколачивают, но не убивают. Значит, команда поступила — до смерти. Чтобы ничего не сказал на суде. Соображаешь?
Артем не шелохнулся, но в глазах проступило. В глотку маршалу? Зззубами! Сейчас! Нет, вот сейчас!
Марзабек предостерегающе погрозил пальцем:
— Зачем так посмотрел, брат? Я в той пресс-хате не сидел, в Крестах не был, отца твоего не трогал.
«А кто?» — молча взвыл Артем.
— Спросить хочешь кто? Да, брат?.. Скажу. Их было восемь… — мельком возрадовался непроизвольной цитате, — их было восемь. Один наш… Ни за что срок дали. Девочка сама хотела, но потом сказала — изнасиловал. А ей пятнадцать лет. С-сучка! Ему сказала — восемнадцать, а потом сказала — пятнадцать. Шесть лет дали. Ничего, три отсидел — мы выкупили. Умней станет, думали. Не стал, дурак. Но воюет хорошо, храбро! Урусов не любит, ой как не любит. Особенно ментов. Соображаешь?
«Кто?» — воспалился пульсирующим фурункулом Артем. Еще секунда и — прорвет: «Кто?»
Ответ напрашивался.
— Уммалат! — позвал Абалиев. — Уммммалат!!!
Вновь предстал юноша бледный со взглядом горящим-косящим, со ртом жующим.
— Къура не вернулся?
Юноша бледный отрицательно замотал головой, выразив: найти?
— Не надо. Когда придет, позови сюда. Тема есть. Свободен. Дверь закрой.
Юноша бледный закрыл дверь.
— Что, капитан, найдешь человека?
А то! Не то слово! Из-под земли! Пропади пропадом балаганные генеральские погоны — не стимул! Иной стимул, посерьезней!
Знать бы тогда, в летнем Грозном!.. Ястреб Даккашев не отделался бы полными штанами в ожидании «спецсредства». Токмарев бы изобрел, как применить гимнастическое колечко с брезентовым обрывком, чтоб Къуре мало не показалось. И применил бы! Живым не выпустил бы!
Знать бы сегодня
