Арчер – человек, что полюбил одну женщину, но женился на другой, потому что так правильно. Или, точнее, потому что все в его мире считали, что так правильно, и следили за тем, чтобы он соответствовал их суждениям. Подобно тому, как Уортон в книге напрямую обращается к читателю, в фильме есть рассказчица (голос Джоан Вудворд), которая объясняет зрителям, как Арчер оказался в ловушке. Послушайте ее: «Все они жили в каком-то иероглифическом мире. Настоящее никогда не говорилось, не делалось и даже не думалось, а лишь изображалось набором установленных знаков».

Этими словами можно описать и мир мафии в фильмах Скорсезе. Скорсезе сказал, что, когда читал роман Уортон, он не мог выбросить из головы жестокость, скрытую за манерами: «Люди скрывают за словами то, что имеют в виду. В субкультуре, где я рос, в Маленькой Италии, если кого-то решали убить, это было окончательно. Обычно это делал друг. Это почти ритуальное убийство, жертвоприношение. Но в нью-йоркском обществе 1870-х годов ничего подобного не было. Оно такое хладнокровное. Я не знаю, что предпочтительнее».

«Эпоха невинности» – один из величайших фильмов Скорсезе, недооцененный, потому что, как и «Кундун» (1997), стоит особняком от основной линии его творчества. Его история о человеке традиций, что всю жизнь живет безответной любовью, напоминает один из любимых фильмов Скорсезе – «Жизнь и смерть полковника Блимпа» Майкла Пауэлла.

Сюжет таков: Ньюленд Арчер (Дэниел Дэй-Льюис) планирует женитьбу на респектабельной светской девице Мэй Уэлланд (Вайнона Райдер). Затем в Нью-Йорк возвращается графиня Эллен Оленска (Мишель Пфайффер). Эллен – американка, кузина Мэй, она неразумно вышла замуж за польского графа, который промотал ее состояние и плохо с ней обращался; она его бросила и вернулась в Нью-Йорк, где в самом начале фильма присоединяется к своим родственникам, в том числе к Мэй и ее матери, в ложе оперы. Ее возвращение вызывает шок в светских кругах; Уэлланды смело и публично поддерживают графиню вопреки злобным сплетням, и Ньюленд Арчер этим восхищен. Обратите внимание, как Скорсезе задает динамику фильма еще до того, как Ньюленд, Мэй или Эллен произнесли хоть слово. Для этого используется последовательность точек зрения. Скорсезе сказал мне: «Мы смотрим сквозь его бинокль, видим то, что видит он. Но время идет иначе. Мы сделали стоп-кадр, экспонировали по одному кадру за раз и печатали каждый кадр по три раза, а затем соединяли три кадра воедино. Это похоже на то, что вы видите, когда смотрите в бинокль, но с бо`льшим напряжением. Он сканирует аудиторию, а затем отступает назад и останавливается на ней. На все эти эксперименты ушел почти год».

Арчер поспешно объявляет о помолвке с Мэй, возможно потому, что чувствует опасность влечения к Эллен. Но по мере того, как он все чаще встречается с Эллен, Арчер не только все больше увлекается ею плотски, но и оказывается очарован ее острым умом и экстравагантным вкусом. В Европе она жила среди писателей и художников; в Нью-Йорке у Ньюленда есть библиотека, где он в одиночестве наслаждается книгами и картинами, потому что некому разделить с ним его любовь к искусству. У него есть надежная работа в скучной юридической конторе, и только в библиотеке или в разговоре с графиней он чувствует, как просыпаются его истинные чувства. Ее влечет к нему по той же причине: в обществе, где царствуют косные представления и предрассудки, подкрепленные злобными сплетнями, она считает Арчера единственным мужчиной Нью-Йорка, которого способна полюбить. Эллен говорит ему: «Все это слепое следование традициям, чужим традициям, совершенно не нужно. Кажется глупым открывать Америку только для того, чтобы сделать ее копией другой страны». И позже: «Неужели никто здесь не хочет знать правду, мистер Арчер? Настоящее одиночество – жить среди всех этих добрых людей, которые просят тебя лишь притворяться».

Недавно я снова перечитал «Эпоху невинности» и был впечатлен тем, насколько точно сценарий (написанный Джеем Коксом и Скорсезе) отражает книгу. У Скорсезе есть два сильных приема. Первый – визуализация. В тандеме с виртуозным оператором Михаэлем Балльхаусом режиссер показывает общество, живущее в плену своего богатства. Все в позолоте или серебре, повсюду хрусталь, бархат или слоновая кость. Комнаты загромождены мебелью в викторианском стиле, картинами, канделябрами, статуэтками, растениями, перьями, подушками и безделушками. И даже люди подбирают костюмы так, чтобы вписаться в интерьер. Они словно всегда позируют для портретов, однако Скорсезе использует свой неизменный прием – постоянное движение камеры – и нарушает их статику. Камера может передвигаться так неуловимо, что мы едва это замечаем (если только не смотрим на края экрана), но она движется все время. Неподвижная камера подразумевает наблюдение, а подвижная – наблюдателя. Рассказчик в фильме наблюдает и комментирует, как и камера, – вуайеристски. Время от времени Скорсезе добавляет такие старомодные штрихи, как съемка через диафрагму, чтобы подчеркнуть ключевые моменты. Он может выделить какую-то область ярко, а остальное затемнить, чтобы подчеркнуть эмоции в море уныния.

Вторая его сильная сторона – полное владение атмосферой. Как и ее друг Генри Джеймс, Эдит Уортон редко позволяла героям прямо говорить о том, что они думают. Они говорили под давлением общества и, возможно, боясь собственных мыслей. Однако Уортон позволяет рассказчице говорить чистую правду. В ключевой момент повествования Мэй, теперь уже жена Арчера, делает замечания, показывающие, насколько трезво она воспринимает реальность, а затем быстро возвращается к маске покорной наивности.

Рассказчица говорит нам то, что не может сказать Арчер: он удивляется, «как такая глубина чувств может сосуществовать с таким отсутствием воображения».

В самый важный момент фильма Арчер принимает судьбоносное решение – порвать с безупречной, но банальной женой, быть с графиней и смириться с последствиями. Но планы графини резко меняются, и жена говорит ему то, чего он не ожидал услышать. Он умен и сразу понимает, что ничего уже не исправить и что он должен поступить как джентльмен. Его судьба решена. И пока Арчер смиряется со своим будущим, рассказчица говорит нам то, что в этом мире невозможно сказать в диалоге: «Он догадался, что несколько месяцев был объектом наблюдения бесчисленных бесстрастных глаз и терпеливых ушей, что каким-то образом он и его партнер по вине разделились. И он знал, что теперь все сплотились вокруг его жены. Он был пленником в центре вооруженного лагеря».

Фильм окончился чувством потери, грусти и покорности, напомнив мне элегическое чувство в фильме Орсона Уэллса «Великолепные Эмберсоны». Финальная сцена на скамейке в парижском парке подводит итог не только фильму, но и причинам, по которым Скорсезе его снял; она содержит откровение, показывающее, что любовь сложнее и